Воспоминания и письма. князь Адам Чарторижский
ожидания, приходили объявить, что граф не выйдет, и каждый уходил, говоря: «До завтра». Когда выход все же начинался, обе половины дверей отворялись, и к ним бросались все: генералы, кавалеры в лентах, черкесы, вплоть до длиннобородых купцов.
В числе просителей встречалось очень много поляков, являвшихся ходатайствовать о возвращении им имений или об исправлении какой-нибудь несправедливости. Между другими можно было встретить и князя Александра Любомирского, который хотел продать свои имения, чтобы спасти остатки имущества, погибшего при разгроме отечества. Появлялся и униатский митрополит Сосновский, гнувший почтенную голову, чтобы добиться возврата своих имений и спасти униатские обряды: Московское государство уже тогда жестоко их преследовало. Очень интересный молодой человек, Оскиерко, также являлся туда, чтобы просить о помиловании своего отца, насильственно отправленного в Сибирь, и о возврате конфискованного имущества.
Число потерпевших, таким образом, было несметно, но только немногие имели возможность попытать счастья, впрочем, с очень сомнительной надеждой на успех. Одни из них стонали в кандалах, другие томились в Сибири. К тому же не все желающие получали позволение явиться в Петербург, все жалобы подавлялись. Правительственные чиновники, иерархический список которых был баснословно громаден, давали разрешение лишь в тех случаях, когда от этого имелась какая-нибудь выгода.
И вот каковы были результаты этих «разрешений». Например, митрополит, о котором я только что упомянул, всеми отталкиваемый и презираемый, не добился ничего, кроме жалкого ответа, что декреты императрицы, справедливые или несправедливые, неотменяемы, а жалобы и просьбы бесполезны, и что сделано, сделано безвозвратно.
Возвращаясь к приемной фаворита, скажу, что на лице каждого находившегося там просителя можно было прочесть, что его привело сюда. Лица некоторых выражали огорчение и желание защитить свое имущество, свою честь, само существование, другие, наоборот, выдавали желание завладеть имуществом другого или удержать то, что уже присвоено. Таким образом, одних приводило туда несчастье, других – алчность. Не казалось унизительным находиться среди этой толпы, видя тут первых сановников империи, людей с известнейшими именами, управляющих нашими провинциями генералов, перед которыми все дрожали и каждый из которых был вымогателем. Между тем сюда они являлись униженно гнуть шею перед фаворитом и уходили, не получив даже ни одного его взгляда, или стояли перед ним как часовые, пока он переодевался, разлегшись в кресле.
Это действо происходило всегда следующим образом: обе половины дверей растворялись. Зубов входил в халате, едва одетый в нижнее белье. Легким кивком головы приветствовал он просителей и придворных, стоявших почтительно вокруг, и принимался за совершение туалета. Камердинеры подходили к нему, чтобы зачесать и напудрить волосы. В это время появлялись все новые и новые просители; они также удостаивались