MCM. Алессандро Надзари
ответ на это Энрико лишь тяжело вздохнул.
– А ведь стрелки ещё должны где-то сходиться и получать энергию от часового механизма. Что там на пересечении линий? Площадь, сквер, дом?
– По-моему, там площадь Бретёй. Не ручаюсь только, – произносил он слова прерывисто, как если бы подзаводил извилины пружинного механизма памяти, – в честь кого из них, как и проспект. Но вряд ли последнего бурбонского министра или того, что служил Королю-Солнцу, хотя жаль: он был отцом Селестины дю Шатле.
– Моя очередь сказать: не припоминаю такого имени, – это заставило Энрико воссиять.
– Можешь считать, что она была французской Адой Лавлейс XVIII века, так что, скорее, это Ада Лавлейс – Селестина дю Шатле XIX века. Только при том маркиза поосновательней графини. И её Бэббиджем ни много ни мало сделался сам Вольтер.
– Солидно.
– Но, как я и говорил, вряд ли то её родитель. Была ещё парочка, присягнувших Возлюбленному: один был дипломатом-лизоблюдом, а второй – канцлером Франции, хранителем печати, военным министром и главой Ордена Святого Духа.
– Прекрасная память!
– Не особо. Просто недавно в кабаке обсуждали, слой чьих имён покрывает улицы.
– Что ж, лучшей подсказки, чем таковое описание, не найти.
– Да. Так или иначе, если усреднить по всему семейству, то получим, что стрелки сходятся на площади в честь чиновника. А это значит…
– А это значит, что бюрократия и послужит часовым механизмом. Красота какая.
– И вполне сходится с тем кавардаком, что от рождения бичует Импереспублику. Разве что нынешнее правительство наконец-то вселяет хоть какие-то надежды. Сплав кабинета любопытный, ему только на воле лидера и продержаться бы.
Энрико только сейчас заметил, что Мартин так и застыл в той позе – несколько подавшись вперёд, подобно персонажам с карикатур на злободневные темы, и с прижатым к бумаге ташенуром.
– А знаешь, что мы не учли в пылу измышлений? При ориентировании на местности двенадцать часов полагается принимать за юг.
– Но тогда мы будем иметь дело с чем-то вроде, если усреднить, шести часов и двадцати трёх минут, а 6:23 представляют для меня уже какие-то совершенно незнакомые библейские глубины. Да и без них ничего подходящего припомнить не могу, – и жестом сокрушения вывел себя из эксцентричной позы.
Последний взгляд на часы – и впору собираться. Вот уже топчут они лестницу, здороваются с кем-то из безынтересных соседей, спускаются на первый этаж, выныривают на улицу – и обратно примагничиваются к дому, чтобы впитать в себя заряд из кофейных чашек и смазанных конфитюром рогаликов. Теперь можно и на выставку. «К молотку», – как выразился Мартин. Энрико предложил добраться до площади Согласия омнибусом. Так они и поступили, по пути миновав Бурбонский дворец, искорёженный несуразно смотрящимся на нём наполеоновским портиком-намордником. Площадь Согласия также произвела на Мартина негативное впечатление. Подлинным