MCM. Алессандро Надзари
взревел, затрясся на путях так, что они пошли волнами, а затем… Взорвался. Мгновение ничего не происходило. Глаза застил пар, будто готовившийся превратиться в белёсую смолу, что заключит и Михаила, и поезд в гигантскую каплю столь же белёсого янтаря. Но всё же он рассеивался, и Михаил увидел, что на расстояние аршина к нему неспешно подкатился тот поезд – с развороченным паровым котлом, десятки труб которого внезапно высвободившееся давление превратило в подобие железных щупалец – отчего-то уже ржавых. И этой ржой, особенно сильной на рваных краях со стороны отсутствующей дверцы дымовой коробки, они, описав уродливую параболическую дугу, метили в Михаила – жалкого человечка, которого вывороченная махина готовилась если не употребить в пищу, то уничтожить, сделать неживым, подобно себе; быть может, присовокупить, наполнить паром его кишки… И он бы им отдался… Да, ржещупальца медленно, но неукоснительно придвигались к Михаилу…
Проснулся он с горячим лбом и в поту, достойном кочегара, но мозг его продолжал выдавать образы и переваривать мир всё в том же ритме – или его отсутствии. Но всё же он смог сформировать главную для него на данный момент мысль: в секцию паровозов на Выставке он не пойдёт. «Ну, эти Од, Ѳ и Ц».
Тут он провалился во второй сон. То было также видение о паровозе, но отличное от предыдущего. Он видел паровоз, у которого на приводных колёсах вместо поршней были лошадиные ноги. А затем он увидел, что паровоз этот движется по путям, проложенным по гигантской часовой стрелке, и уже близится катастрофа, но тут поезд взмыл пегасом и исчез. А часы остались. И стрелки были готовы отсечь Михаилу голову неумолимой медленной гильотиной. Но чем ближе они становились к горлу, тем больше изгибались, обхватывая его шею. Но вместо того, чтобы задыхаться, он ощутил духоту. Слово родственное, но означающее другое. Стрелки тоже начали казаться никакими не стрелками с игрушечной железной дорогой на них, но щупальцами, лишёнными присосок, зато испускавшими из своих окончаний лучи света, которые, правда, не делали предметы ярче, зато мгновенно приближали их, пожелай того Михаил. Но желал он лишь разрешиться от обвившей его мерзости, и потому направил лучи друг на друга и сгорел в потоке света.
Сгорел для того, чтобы фениксом возродиться в своей каюте. Был уже давно не тот час, когда трудолюбивому человеку пристало покидать кровать, – но ничего, его график большей частью ночной. Из дел на сегодня ждал отчёт, кое-какая возня с чертежами и новая экспедиция, если на то дадут разрешение. Думая об этом, он также размышлял и о том выговоре, каковой непременно получит от руководителя за тот провал. Если речь и вовсе не пойдёт об отстранении. При этом он почувствовал странное ощущение в районе шеи, будто его не то что ударили, но и впрямь пытались придушить. «Вероятно, реакция от слишком тугого форменного воротничка», – предположил он. Хотя было и что-то другое. В перерыве между снами, в том горячечном пробуждении, казалось, в его каюте