Тихий американец. Грэм Грин
несколько затяжек. Потом я откинулся затылком на кожаную подушечку, а она стала готовить вторую трубку.
– Пойми, это же ясно, как день, – произнес я. – Пайл знает, что перед сном я выкуриваю несколько трубок, и не хочет меня беспокоить. Утром он будет здесь.
Игла опять вошла внутрь, и я закурил вторую трубку. Отложив ее, я продолжил:
– Тревожиться не о чем. Совершенно не о чем. – Я отхлебнул чаю и задержал руку у Фуонг под мышкой. – Когда ты ушла, у меня осталось по крайней мере это. На улице д’Ормэ есть хорошая курильня. Сколько хлопот устраиваем мы, европейцы, на пустом месте. Напрасно ты живешь с мужчиной, который не курит.
– Но он собирается жениться на мне, – возразила она. – Уже скоро.
– Тогда, конечно, другое дело.
– Сделать тебе еще одну трубку?
– Да.
Я гадал, согласится ли Фуонг спать со мной этой ночью, если Пайл так и не придет, хотя знал, что после четырех трубок сам ее не захочу. Приятно было бы, спору нет, чувствовать рядом в постели бедро Фуонг – она всегда спала на спине – и, проснувшись утром, начать день с трубки, а не в одиночестве.
– Пайл уже не придет, – сказал я. – Останься, Фуонг.
Она протянула мне готовую трубку и покачала головой. Когда я выкурю и эту, меня перестанет волновать, осталась Фуонг или ушла.
– Почему Пайл не пришел? – спросила она.
– Откуда мне знать?
– Он ездил к генералу Тхе?
– Понятия не имею.
– Пайл сказал мне, что если не сможет поужинать с тобой, то не придет.
– Не переживай. Он придет. Сделай мне еще трубочку. – Когда она склонилась над пламенем, я вспомнил стихотворение Бодлера:
«Голубка моя…
Умчимся в края,
Где все, как и ты, совершенство…
Взгляни на канал,
Где флот задремал…»
Я подумал, что если понюхать ее кожу, то у нее будет легкий аромат опиума, а цветом она будет как вот тот огонек… Я любовался, как распускаются цветы с платья, она была бесхитростна, как травинка, и мне очень не хотелось домой, в Англию.
– Жаль, что я не Пайл, – сказал я, но боль была ограниченной и терпимой – хвала опиуму. В дверь постучали.
– Это Пайл! – воскликнула Фуонг.
– Нет, он стучит не так.
Стук повторился, теперь нетерпеливо. Она вскочила, толкнув желтое деревце, и оно опять осыпало мою пишущую машинку своими лепестками. Дверь открылась.
– Мсье Фаулер! – раздался властный голос.
– Я Фаулер, – отозвался я, не собираясь вставать ради полицейского. Шорты цвета хаки мне были видны, даже если не поднимать головы.
Он объяснил на еле понятном вьетнамском французском, что мне надлежит немедленно – сразу, быстро! – явиться в Сюрте[4].
– Какая Сюрте – французская, вьетнамская?
– Французская. – У него прозвучало «франсунг».
– Зачем?
Этого он не знал: приказ был меня доставить.
– Toi aussi[5].
– Обращайтесь
Полиция безопасности (
Ты тоже (