Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время. Семен Ефимович Резник
и должен если не помочь, то объяснить, что происходит. Однако Андреев был предельно сух и немногословен:
– В вашей книге нашли идеологические ошибки.
– Но вы же ее одобрили!
– Вы не учли моих замечаний.
– Каких же? У меня имеется корректура с вашими пометками, все замечания учтены.
– Ну, я не знаю, я книги еще не видел. Этим занимается Отдел пропаганды, у нас не принято вмешиваться в дела другого отдела.
Всё это говорилось вяло, нехотя, сквозь зубы. Андреев давал понять, что если я вздумаю на него ссылаться, он от всего откажется[5].
Пришлось действовать по принципу Мао Цзэдуна: «Опора на собственные силы». Я поехал в Институт истории естествознания и техники, к заместителю директора С.Р.Микулинскому – моему давнему знакомому, хотя и знал, что он не из тех, кто рвется на баррикады. Микулинский молча меня выслушал, вызвал к подъезду институтскую «Волгу», и мы с ним покатили к директору Института академику Б.М.Кедрову, который в это время «болел».
Кедров жил в большом академическом доме на улице Губкина. Дом боковой стороной выходил на улицу Вавилова [С.И.], а фасадом смотрел на Институт общей генетики имени Вавилова Н.И.
Бонифатия Михайловича Кедрова я тогда увидел впервые. Он сам открыл дверь и провел нас в кабинет. Он был в распахнутой домашней тужурке и шлепанцах, с двух- или трехдневной поблескивавшей серебром щетиной. Он был много старше, но значительно живее Микулинского, несмотря на избыточную полноту. Долго объяснять ситуацию ему не пришлось. Он попросил оставить книгу на одну ночь и утром вручил мне подробный защитительный отзыв на четырех страницах на своем бланке. Правда, отзыв был адресован не в ЦК партии, где у него были прочные связи, а директору издательства «Молодая гвардия» Ганичеву, которому мне и пришлось его вручить. Сыграл ли этот отзыв какую-то роль в спасении книги, мне осталось неизвестно, но та готовность, с какою академик пришел на помощь, многого стоила.
Со своей стороны, я тоже написал Ганичеву письмо на 26 страницах. В нем подробно разобраны все 16 «замечаний» цековского цензора, а кроме того, показана полная абсурдность утверждения о каком-то секретном постановлении, якобы запрещавшем критиковать Лысенко.
Не получив никакого ответа, я написал еще одну записку. В ней я сопоставил мою книгу с только что вышедшей книгой Ивана Фролова «Генетика и диалектика». Автор был доктором философии, главным редактором журнала «Вопросы философии», помощником секретаря ЦК КПСС. То есть лицом вполне официальным, номенклатурным. В его книге Лысенко и его сторонники подвергались не менее острой критике, чем у меня, причем с позиций марксистской философии.
Но Ганичев мне объяснил, что всё это ровным счетом ничего не значит: книга Фролова научная, для специалистов, ее тираж 14 тысяч экземпляров. А в моей книге даются живые образы, стотысячный тираж прочтут миллионы.
Побывал я и у Фролова. Рассказал, что происходит, и просил объяснить: почему моя книга арестована,
В 2012 году, в ноябрьском номере газеты «Тимирязевка», посвященном 125-летнему юбилею Н.И.Вавилова, опубликовано небольшое эссе М.Е.Раменской «Лев Николаевич Андреев – председатель Вавиловской комиссии РАН в 1991–2006 гг.». В нем отражен этот эпизод, изложенный со слов Андреева. По его словам, ему «досталось быть экспертом рукописи С.Е.Резника “Николай Вавилов”, написанной для серии ЖЗЛ. Он понял, что в таком виде книга цензуру не пройдет, вызвал автора и попросил его смягчить или убрать некоторые места, отмеченные карандашом, и после исправления стереть карандаш. Автору было очень жаль этих удачных мест, он почти ничего не поправил, а карандаш стер. Л.Н. страшно рассердился и передал книгу другому эксперту. Книга вышла в 1968 г., пострадала гораздо больше, чем могла бы… она до сих пор остается лучшей биографией Н.И.Вавилова. Почему Андреев передал рукопись другому эксперту, С.Е. не понял и сохранил глубокую обиду на Андреева». Познакомившись с этой публикацией, я написал М.Е.Раменской: «Прежде всего, очень Вам признателен за оценку моей книги как лучшей биографии Н.И. – сейчас, когда имеется уже, вероятно, не менее полутора десятков книг (до моей-то была только книга А.И.Ревенковой), такая оценка многого стоит. Вместе с тем хочу уточнить некоторые детали, касающиеся моих контактов с Л.Н.Андреевым. Я понимаю, что об этом Вы написали с его слов. Для меня они свидетельствуют, что он был человеком совестливым, понимал, что поступил по отношению ко мне, то есть к моей книге, не очень корректно, видимо, испытывал дискомфорт по этому поводу и пытался изобразить дело так, что я “сам виноват”, а в результате оговорил и меня, и себя. Как это можно себе представить, чтобы я, будучи штатным сотрудником редакции ЖЗЛ, стер замечания, поставленные на полях корректуры работником ЦК, и ни слова не сказал об этом моему шефу и другу Ю.Н.Короткову, и тем подвел его “под монастырь” (ведь он после этого был уволен!), и при этом мы с ним остались друзьями. Разумеется, ничего этого не было и быть не могло. Если Андреев говорил Вам, что он после этого на меня рассердился и передал рукопись другому эксперту, то есть лично содействовал тому, чтобы ее угробить, то это напраслина, которую он возвел уже на себя… Скандал поднял Севрук из Отдела пропаганды ЦК: по тамошней табели о рангах он был куда более “сильной” фигурой, чем Андреев. В телефонном разговоре Андреев дал мне понять, что остается в стороне. Я, конечно, не был этим обрадован, но никакой обиды на него не держал ни тогда, ни тем более потом».