История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I. Луи-Адольф Тьер
нашли, что в деле герцога Энгиенского было проявлено слишком большое легкомыслие. Они винили в этом молодых людей, управлявших империей, и в их числе князя Чарторижского[4]: более чем других, потому что он был поляк и владел портфелем министра иностранных дел после удаления канцлера Воронцова. Не было ничего более несправедливого, чем подобное суждение о князе Чарторижском, ибо он сопротивлялся горячности двора, как только мог, а теперь хотел выйти с достоинством из затруднительного положения, в котором все очутились. Он предписал парижскому поверенному в делах Убри составить ноту, одновременно твердую и сдержанную, попенять в ней на аффектацию, вложенную французским правительством в напоминание о некоторых событиях; засвидетельствовать мирные намерения, но потребовать ответа по таким обычным предметам рекламаций российского правительства, как оккупация Неаполя, вечно откладываемая компенсация королю Пьемонта и вторжение в Ганновер. При получении по этим пунктам хотя бы благовидных объяснений, Убри предписывалось ими и удовольствоваться и оставаться в Париже. Но в случае, если французская сторона замкнется в упорном и пренебрежительном молчании, он должен был затребовать свои паспорта.
Между тем Талейран, не придав русской ноте большого значения, счел, что разберется с ней позже. Убри, прождав весь август месяц, потребовал, наконец, ответа. Наполеон, которому докучал Убри, пожелал ответить, тем более что после возвращения Питта в правительство он был склонен решительно объясниться с континентальными державами. Он сам послал Талейрану образец ноты для передачи Убри, и тот, по своему обыкновению, смягчил по возможности ее содержание и форму. Но и в таком виде ее было совершенно недостаточно для спасения достоинства Петербургского кабинета.
Против ошибок, в которых упрекали Францию, эта нота выставляла ошибки, в которых можно было упрекнуть Россию. Россия, говорилось там, не должна иметь войск на Корфу, а она с каждым днем увеличивает их численность. Она должна отказывать во всяком расположении врагам Франции, а она не только предоставляет убежище эмигрантам, но сверх того жалует им государственные должности при иностранных дворах, чем определенно нарушает последние договоренности. Более того, российские агенты повсюду выказывают враждебные чувства к Франции. Такое положение вещей исключает всякую мысль о сближении и делает невозможным согласие, достигнутое двумя кабинетами по поводу Италии и Германии. Что касается оккупации Ганновера и Неаполя, это было вынужденное последствие войны. Если Россия обязуется заставить англичан уйти с Мальты, то и страны, оккупированные Францией, будут тотчас оставлены, поскольку исчезнет сама причина войны. Несправедливо и неуместно давить на Францию, не пытаясь равным образом давить на Англию. Если Россия притязает на роль арбитра между двумя воюющими державами и хочет судить не только о существе спора, но и о средствах для его исчерпания, следует быть арбитром беспристрастным
Об этих событиях подробнее читайте в «Воспоминаниях и письмах» князя Чарторижского, выпущенных издательством «Захаров» в 2012 году