Конец сказки. Александр Рудазов
их разрушить. И он всяко поймет, что грозим мы ему смертию только потому, что воплотить угрозу не в силах.
– Догадается, думаешь? – поморщился Глеб.
– Обязательно догадается. Более того – точно будет знать, что яйцо его у нас, но мы его до сих пор не вскрыли. Лучше уж помалкивать – тогда, быть может, он и не прознает еще, куда оно делось.
– Значит, прежде всего нужно все-таки яйцо расколотить, – решил Глеб. – А там уж будем размышлять – сразу ли Кащея убивать или заставить его вначале людям послужить. Искупить прегрешения, так сказать.
– Сразу, – решительно грохнул по столу отец Онуфрий. – Ты, княже, прости меня, если грубые слова скажу, но коли ты с врагом рода человеческого в торги вступишь – от церкви отлучу. Негоже так.
– Вот удивительное дело, но я сейчас с этим долгополым полностью согласен, – добавил Всегнев Радонежич. – Никогда не думал, что так случится.
– Хватит, святые отцы, довольно, – отмахнулся Глеб. – Еще вы меня тут учить будете, как верно княжеством править. Поскольку яйцо все едино непрошибаемо, говорить пока что тут и не о чем. А вот нет ли у кого еще мыслей о том, как бы его раскокать?
Воцарилось молчание. Супротив каменного яйца применили уже все средства.
– Может, в Рипеи сходить, в гору огнистую его кинуть? – предложил Иван.
– Да не горит оно в огне, пробовали уж, – ответил Яромир. – Ты его сам в костре целую ночь продержал.
– То в обычном огне. А тут гора огнистая. Вдруг сработает?
– А коли нет? Коли и там цело останется? Из такой горы мы яйцо уже никаким манером не извлечем. Так и будет лежать веки вечные, Кащею на радость, нам на погибель.
– Оно верно, – вздохнул Глеб. – Только что делать-то тогда еще?
– Богов вопросить можно, – подал голос Всегнев Радонежич. – Старых. Они, конечно, на нас обижены крепко, но если жертву им принести побогаче – могут помочь.
– Человечьи жертвы идолищам приносить не дам! – рявкнул отец Онуфрий.
– Что сразу человечьи-то?! – возмутился волхв. – Не едят наши боги людей, сто раз уже говорил! Быка им надо в жертву. Черного. Тогда смилостивятся.
– И быка нечего на требищах ваших смрадных резать! – вызверился архиерей.
– Тихо, тихо, отче, – поморщился Глеб. – Не обеднеет княжество с одного быка.
– Да не в быке дело – а в бесчестии! Кощунство это, княже, языческое и богопротивное!
– Тихо, – повторил князь. – Ничего. Не черти все-таки какие, а боги пращуров наших.
– Да не боги они!..
– Ты, святой отец, не гоноши, – недобро глянул Глеб. – Нишкни. У нас тут, сам знаешь, что с восхода приближается. Чтобы Кащея одолеть, я с кем угодно ряду заключу, у кого угодно помощи попрошу. Даже у врага заклятого.
Отец Онуфрий аж покраснел от гнева, но дальше спорить не стал. Уселся и уставился на волхва, словно тот ему в кашу плюнул.
– Быка дадим тебе, Всегнев Радонежич, – пообещал Глеб. – Только… черных вроде как нету. Поищем, конечно, но вообще у нас тут белые только и бурые. Как-то так сложилось