Истории одного города…. Алекcандр Ванин
дней и война доберётся и сюда. Вам нельзя оставаться!
– Прошу тебя, – виновато пряча глаза, вымолвила старуха, – хватит об этом…
– Господи! Мама! Да что с вами? – вновь приблизившись, спросил Андрей, взяв её за ладони. – Почему вы не хотите меня послушать?
Его ладони были крепкие, но она все же чувствовала их дрожь. И хотя ей было больно смотреть ему в глаза, Клавдия Ивановна всё– таки не сдержалась – таким разбитым и растерянным, она ещё не видела своего сына.
– Прошу тебя, сынок, уезжай… – сквозь ком в горле прошептала она.
– Если вы останетесь, то и я тоже…
– А как же семья? Как им жить?
– Но, ведь вы тоже моя семья… – вложив все своё отчаяние в слова, ответил Андрей.
Не видя иного выхода, Клавдия Ивановна все же решилась признаться. Сдерживая волнение и собственную дрожь, она старалась говорить как можно убедительней, без слёз:
– Пойми, сынок. Если я поеду с тобой, то придам Федю, который так же предлагал к нему переехать, а он для меня такой же сын, как и ты… Пусть даже вы совсем разные…
– Тогда поезжайте к нему, – перебил её Андрей, обрадовавшись появившемуся выходу из тупика,– я все пойму, лишь бы вы были в безопасности . – однако заметив сомнения в её взгляде, тут же добавил, – я пойму, мама. Честно.
Старуха опустила глаза, словно пытаясь отыскать нужные снова на пыльном каменном полу. Молчание вновь наполнило стены церкви, но ненадолго. Спустя несколько секунд, которые Андрею показались вечностью, она все же сказала с такой горечью в голосе, что его ладони ослабли сами по себе и руки безвольно повисли в воздухе: – но если я уеду к нему, то потеряю даже надежду увидеть тебя и внуков.
* * *
Медленно, едва передвигая ноги, шла Клавдия Ивановна из церкви. Со стороны даже казалось, что трость, без которой она давно не могла ходить, вовсе не открывается от земли, а просто тянется за ней. Давно оседшее на небосводе солнце светило ей в спину и согревало каким-то особенным теплом, от которого у неё был озноб. Немного опережая, но все же шагая след в след с ней двигалась её тень. Старуха видела её сквозь пелену горьких слез, вырвавшихся на свободу сразу после прощания с сыном, и эту извилистую дорогу, но совсем не придавала этому никакого значения. Просто шла – сутулая, измученная, с разбитым сердцем.
Далеким и неразборчивым эхом доносились до неё голоса людей проходящих мимо, с их размазанными силуэтами. Перед глазами, словно никуда не уходил, все ещё стоял Андрюша, с его натянутой на печаль улыбкой и бесконечным унынием в глазах. А ещё его последние: "До свиданья, мамочка! Я люблю тебя!"
Это расставание далось ей непросто. Не так, как в прошлый раз, когда два её сына, прожившие всю жизнь плечо к плечу, разъехались из отчего дома по разные линии фронта, проклиная друг друга из-за разных политических убеждений. Тогда, восемь месяцев назад, у неё ещё была хоть какая-то надежда. Теперь же она знала наверняка – Андрей прощался навсегда, пусть и сам не осознавал этого.
Неожиданно Андрей стал совсем маленьким,