Соколиный остров. Александр Владимирович Токарев

      Иду уже с полчаса, но прошел всего ничего. Дуб, кажется, только удаляется. Это обман зрения, но и шаг мой действительно не размашист. Вначале нога в валенке и «химчулке» пробивает корку наста, затем плюхается в снеговую кашу с водой и, наконец, стучит об лед. И так – раз за разом. Вскоре, несмотря на мороз, из-под шапки струится пот и разъедает глаза.

      Справа – перемигивающиеся далекие огоньки на черном массиве горного берега. «Кузьма» еще не спит, но звуки города мне не слышны: только ветер ровно гудит в ушах, да шуршит ледяная крошка под ногами. Слева проглядывается низкий луговой берег с проплешинами мелколесья на снегу и одинокими тополями. Дальше уже зубчато темнеет ельник. За лесом разлилось неяркое зарево – отсвет жилья. Это Озерки. Оглядываюсь назад и вижу одинокий огонек. Почему-то сжимается сердце, может быть, из-за беззащитности этого огонька среди ночи. И видится уже ломаный оскал торосов-валунов под скатом берега, черный лес над рассохшимися крестами, в которых нехорошо подскуливает ледяной ветер, крутится позёмка на пустынном большаке да забивает снегом слепой проем заброшенного сарая. И среди всей этой нежити – беленая церквушка… Загляни – там для кого-то душа и вечность. А нет – так просто пахнет горячими щами и хлебом. «…осподи Иисусе», – вздохнет кто-то и дремотно потянется ночь, вздрагивая от стука ветра в оконца, треска свечей и чьего-то торопливого сонного испуга.

      Я отмахиваюсь от наваждения, справляюсь с зевотой, от которой сводит скулы, и больше не оглядываюсь – иду вперед. Ночной мой путь не однообразен, как обычно бывает при свете дня. Есть в ночи какое-то волшебство. Приключения начинаются с непонятного нарастающего звука под ногами, может быть, из преисподней… Одновременно с этим потусторонним гулом-уханьем ровное ледяное плато, тускло освещенное заревом, вспарывает трещина. Она зигзагами бежит куда-то в темноту и оставляет после себя вздыбленные разломы торосов. Я теряю контроль и с ужасом чувствую, что меня поднимает какая-то слепая титаническая силища, и сердце замирает, как при падении в воздушную «яму». Но… все кончается в этот же миг. Мне и раньше нередко встречались гряды торосов, но когда и как они образуются?.. Теперь, выходит, довелось и увидеть. Получается, что время их рождения – ночь, когда регулируемое теперь волжское течение останавливается. Видимо, так. Выше плотины скопившаяся вода подпирает, выдавливает лед, а ниже – под ним образуются пустоты, куда и заваливаются пласты ледового монолита. Это конечно только предположения. Впрочем, что-то подобное я уже наблюдал когда-то на весенней ловле в Кокшайске. Там торосы были похожи скорее на айсберги, высотой метров до трех. Они наращивались всю зиму выплесками воды из трещин при падении и подъеме