Рэя. Ари Миллер
только рада, что мама заглянула к ней в школу». Она отчётливо запомнила то здание школы изобразительных искусств: с одной стороны – прозрачное, с другой – меняющее цвет. Такой себе гигантский утюжок, или нос корабля, но ей больше всего нравился фасад, стоять перед входной дверью и думать, что ты – на краю причала и этот самый нос сейчас расплющит тебя. Но в летние дни, когда входные двери убирались, её не покидало ощущение, что над ней зависла гигантская беззубая акула.
В дни, когда ничего не болело, отметины на ногах не блестели, когда не стыдно было летом выйти в самодельных шортиках и одной только майке, она ходила по бесконечным коридорам галерей, ловила носом запахи из тех, где лепят тела красивых людей, улавливала лёгкий шелест вентиляторов печатных машин трёхмерных объектов… А на стенах, как вертикальные волны, под прозрачным стеклом глазами искала работы её дочери. Хоть Элис и просила этого не делать, но Рэя копировала себе всё до единой мелочи, чтобы потом, когда будет грустно или сильно больно, открыть и улыбнуться.
Она пошла и прихватила с собой рюкзачок, закинув на одно плечо. Решила пойти другой дорогой, по той, где ходят люди, а не по натоптанной тропе, напрямую, через парк и заборы. Наплевать на то, во сколько раз становится длиннее путь – сегодня решилась пройти по тому зеркальному тоннелю, где с одной стороны, за стеклом растут сады, а с другой – можно рассматривать свое правильное отражение, которое потом не возненавидишь.
За первую неделю работы, она стала понимать значение времени на свободе. Когда ты сам себе хозяин – ты выбираешь направление пути. Чем больше свободного времени – ты идёшь не туда, где короче, а где красивее. Её природа такова, что всегда привлекала уличная музыка. Если раньше пробегала, как можно скорей, с замусоренной головой и пошлыми мыслями, то теперь – стояла, по несколько минут слушая настоящую музыку.
«Они же, в чем-то, похожи на меня», думала стоя, напротив. «Никто из них не клянчит деньги. Они просто дарят гармоничные звуки. Искусство. Слушай и наслаждайся. А, что я? Нельзя же назвать порно искусством? Я хотела дарить любовь безвозмездно, как по природе и должно быть. А, получилось, что стала рабом».
По тому тоннелю она ещё долго шла. Хоть он и был под землёй, ей же казалось, что искусственная змея застряла там навеки, пасть раскрыла и умерла. Там, она остановилась, увидев себя с другой стороны: лёгкие тени на глазах, бровь без кольца и губы чуть подкрашены помадой цвета крови; всё та же спортивная шапочка, чуть приспущена назад, и чубчик не стала ёжиком вверх приподнимать, а оставила на бок. Постояв так пару минут, показав язык несколько раз, поймала себя на мысли: если бы была мужиком или лесби, то припёрла бы к стенке такую, и запустила бы руку в трусы.
«Люди – существа эмоциональные. Кто-то любит глазами, кто-то ушами, кому-то нравятся запахи, а кто-то выбирает друг друга, пробуя на вкус», – думала, рассматривая себя. «Даже я сама себе сейчас нравлюсь. А всё потому, что не много потрудилась привести себя в приличный вид. Проявила уважение к самой себе».
Она