Королевство Полночь. Алексей Райм
сумраке тёмные локоны,
Гревшие тонкие плечи,
Сводили с ума одинокого
Синсэра весь этот вечер.
К великому всем нам несчастью,
Священником с думами грузными,
Слепо разбитым на части,
Улыбка осталось неузнанной.
Было бы явно полезней
Сменить столь серьёзную тему,
Но Синсэр, всё так же не к месту,
Продолжил злосчастную эту:
– А люди всегда были массой,
Огромной и неповоротливой.
Сложно менять что-то разом,
Ведь в частности – люди не собраны,
Сами в себе, как животные:
Поодиночке, как волки -
Все злые и вечно голодные,
В группах – овечки, поскольку
Примера нет, пастыря, лидера,
Правил нет, чёткого круга,
И если кого-то обидели,
Сразу затопчут друг друга…
Кого-то сейчас поменять,
Значит – целое грузное стадо
Устало куда-то толкать,
Да и мало кому это надо…
– Ты что-то тогда говорил
О простой, но великой идеи?..
– С идеей давно короли
Уже сделали всё, что хотели.
Вот мог бы себя поменять я,
И если б не чёртова клятва -
Тебя задушил бы в объятиях…
– Синсэр, ты пьян уже, правда…
– Во мне помешалось всё снова:
Молитвы, грехи, целибат,
Моя вера, распятья, иконы…
– Ты будешь мне вечно, как брат…
Когда взгляды столкнулись их робко,
Священник неловко замолк,
А Кристина, занервничав, громко
Бокал уронила на пол.
Они были давно так знакомы
С тех самых холодных ночей,
Когда Синсэр, от службы у Бога
Раздавленный, виделся с ней.
В её тёплой, забытой таверне,
Где люди, как чудо – редки,
Ему нравились эти мгновенья,
Когда они были близки,
А её вдохновляли, наверно
Попытки стать лучше пред ним,
Убегая от будней проблемных,
Нелепой, людской суеты.
Ну а Синсэр всегда был спокоен,
Как вечное что-то, как свет.
Он был добр и он был собою -
Всем тем, чего в ней уже нет.
И он стал её личным кумиром,
И шансам её – доказать
Всему этому чёртову миру,
Что ей еще есть, что терять…
Эго Синсэра грела, бальзамом,
Наивная вера Кристины
В идею, что Синсэр на самой
Вершине божественной силы.
Но вот невозможность быть вместе
Сжигала его изнутри,
Кандалы его – маленький крестик
На сильной (от груза) груди…
Что –то скрипнуло где-то за окнами,
В траурном дыме полночном.
«Здесь