Каменная Мессалина. А. Мириси
-желтые зрачки. В отверстии посредине физиономии показались два гнилых зуба. Моника испуганно заморгала. Ужимки не помогли: глаза чудовища впились в носок ее белой туфли и медленно поползли выше: икра, колено… Когда взгляд коснулся бедер, женщине почудилось, будто у нее по коже ползет скорпион. Насекомое готовилось проникнуть под юбку.
– Господи! – прошептала Моника.
Старуха дошла до талии и начала медленно поднимать голову – теперь она пялилась на ее грудь. Моника напряженно вздохнула, понимая, что еще миг, и нищенка заглянет ей прямо в зрачки.
– Мадам, вам плохо?
Женщина оперлась на руку вовремя подоспевшего прохожего.
– Нет, ничего… – пробормотала она, опуская веки.
– Вы, кажется, что-то уронили, – прохожий нагнулся.
Это был полный мужчина, по одежде, бухгалтер. Провозившись несколько секунд, он выпрямился и протянул Монике какую-то вещицу. Женщина была выше нежданного спасителя и тот, неловко улыбаясь, смотрел на нее снизу вверх. В руках прохожий держал полураскрытую красную коробочку с золотым перстнем. Моника поняла, что обронила свою покупку.
– Спасибо, – пробормотала она, схватила кольцо и повернулась к белой “Ауди”, припаркованной у крыльца.
Прохожий хотел было что-то сказать, но ему помешал крик старухи.
– Совсем зажрались, шлюхи! Люди с голоду подыхают! Да чтоб тебя…
Женщина быстро села в машину, захлопнула дверцу и завела двигатель. Из всех излияний нищенки она запомнила одно – старуха пожелала, чтобы кроме этого кольца у Моники больше ничего не осталось.
Глава 2
В которой раскрывается несколько пикантных секретов
Машина неслась по вечерним улицам, прочь с проклятого места. Преодолевая дрожь, Моника нажала на кнопку радио. Послышался пожилой голос.
– Трагедия человека не только в том, что он не способен определиться со своими желаниями, – вещал неизвестный философ. – Иногда люди страдают, потому что их истинные желания исполняются…
– Этого еще не хватало! – Моника выключила приемник.
Через пять минут ее авто стояло у богато украшенного лепниной здания конца 19-го века. Взлетев на крыльцо, женщина с силой потянула за ручку входной двери, и, вбежав в просторный вестибюль, очутилась у стола консьержки. За ним сидела дама с шиньоном лет сорока пяти в сером костюме. Моника вздрогнула, как ужаленная, и отскочила в сторону, к лестнице. Каблучки нервно застучали по ступенькам. Поправляя очки, консьержка провожала ее недовольным взглядом.
Поднявшись на второй этаж и открыв дверь, женщина поняла, что из-за волнения приехала не туда. Эту квартиру она делила с мужем, вечно находившимся в отъезде. Любовников она принимала в другой. Та двухкомнатная норка, расположенная в сомнительном районе на окраине, досталась ей в наследство от дяди. Моника сразу оценила достоинства новой недвижимости – удаленность от центра и отсутствие проклятой консьержки. Квартирка прошла ремонт, избавилась от старой мебели и от всего, что не соответствовала духу храма Венеры. Там поселилась любовь.
– Коварство и любовь! Измена и любовь! – хихикала кокетка.
Не то чтобы муж ничего не знал о дядиной квартире. Нет, он был четко проинформирован о наследстве. Однако его робкое предложение продать ненужную собственность встретило решительный отпор. Было заявлено, что недвижимость будет сдаваться, что найден съемщик – родственница Анны (об этой Анне мы скоро многое узнаем), и что ремонт проводится в интересах новой обитательницы. Конечно, никакой родственницы стены апартаментов не увидели, но на просьбу рассказать о денежных поступлениях с квартирантки Моника могла дать правдоподобный ответ. Средства, действительно шли. Ежу понятно, что непосредственно от Анны в обмен на право пользоваться помещением в том качестве, в каком его использовала Моника.
Итак, женщина вошла в прихожую. Сменив туфли на плюшевые тапочки с мордочками зайцев, она миновала просторную комнату – почти залу, – спроектированную словно ради снобизма, прошла в убранный со вкусом салон и остановилась у двери кабинета мужа. Дверь была заперта перед отъездом хозяина, не допускавшего в святая святых решительно никого. Супруг объяснял свое поведение боязнью горничной.
Постояв у запертой двери, Моника повернулась к окну. Рядом с ним на тумбочке стояла лакированная шкатулка. Тут же возвышалась главная достопримечательность салона – гранитная колонна, высотой где-то по грудь, увенчанная мраморным бюстом. Хотя бюст напоминал Фрейда, на нем значилось “Платон”. Середину комнаты занимал журнальный столик с двумя креслами. На стене между сервантом и антикварным зеркалом висел большой черный экран.
Помимо таинственного кабинета в салон выходили кухня, спальня и детская. Детская была пуста. Моника родила девочку через год после выхода замуж и страшно ее любила: катала на деревянной лошадке, покупала конфеты, раз даже пыталась читать книжку… Впрочем, ребенка забрала к себе свекровь, не переносившая Монику на дух.
– Эта шалава наставит тебе рога, –