Под крылом божественного ветра. Наталья Аверкиева
только на русском языке, и это я тоже категорически не одобряю, поэтому говорю с ними исключительно по-немецки!). Они узнавали бабушку, которая очень часто приезжала к ним в гости днем, пока нас не было. С радостью шли на руки ко мне и даже иногда спорили и капризничали, если я одному уделял внимания больше, чем другому. Мальчишки были непоседливыми, любопытными, иногда уставали друг от друга и дрались. Фрау Ирина как-то очень удачно разруливала их конфликты, что-то постоянно говорила, общалась, читала, показывала, играла. Она честно отрабатывала свою зарплату, а я не мог нарадоваться, что все-таки есть у меня нюх на людей, чувствую я их, не ошибаюсь.
К Тилю я ехал с самыми радужными мыслями. Городские улицы еще не замерли и светофоры приветливо подмигивали зелеными глазами. Я нашел это добрым знаком. Значит, брат меня ждет и у нас есть шанс нормально поговорить и помириться. Я проигрывал разные варианты беседы с ним. Целый день в офисе я только и делал, что разговаривал сам с собой, задавал себе вопросы, отвечал на них, как будто я – Тиль. Я оскорбил сам себя раз десять, раз десять поругался сам с собой и помирился. В любом деле важен настрой – я готов к переговорам, уступкам и примирению. Пообещал себе закрыть глаза на все глупости, несуразицы и не вспоминать про свадьбу и Югендамт ни под какими пытками. Мы помиримся с Тилем, обязательно помиримся, потому что он нужен мне, а я ему. Так было, есть и всегда будет.
– Привет, – улыбнулся мне брат как раньше, открыв дверь. – Я думал, ты позже приедешь. – Он пропустил меня в дом.
– Мы со Сью в кино собирались сходить вечером. Пришлось уйти пораньше, чтобы и к тебе заехать, и к ней не опоздать, – соврал я на всякий случай – вдруг понадобится предлог, чтобы уйти быстро.
– Ммм, – понимающе кивнул Тиль. – Я не задержу тебя. Вот, – он протянул мне какой-то квиток.
– Что это? – глянул я.
– Ей что-то прислали родители. Тина хотела забрать, но ей не отдали, сказали только из рук в руки по предъявлению документа. Ты же с ней шкуру трешь. Передай.
Я оторвал взгляд от почтового извещения и удивленно посмотрел на брата. Тиль продолжал говорить тем же сладко-спокойным тоном, от которого у меня все внутри обрывалось и начинало кипеть:
– Я хотел выкинуть, а потом пожалел. Собственно, я не обязан ей сообщать. Адресат выбыл, все дела, сам понимаешь. – Настойчивей протянул он желтоватую тонкую бумажку с таким видом, словно этот клочок пропитан ядом. Я не осмелился взять.
– Что с тобой? – спросил тихо, тревожно глядя на близнеца. – Тиль, откуда столько ненависти?
– Я говорю с тобой нормально, – парировал он. Желваки ходят – злится. Руки скрестил на груди.
– Ты сам себя сейчас отравишь. Тиль, ты же никогда не был таким. Поедем, посидим где-нибудь, выпьем, поговорим. Ребята в стране. Хочешь…
– Не хочу, – перебил резко.
– Тиль, поедем. Ты и я. Мы с тобой давно никуда не выбирались.
– Он никуда не поедет! Тебе же сказали! – требовательно и грозно рявкнула Тина