Пунитаялини. Ч. 1. Дон Боррзини
слов про эту шалаву, но она, упреждая, заюлила: «Спасибо, сэр, бесконечно признательны». Шелест сунутой в руку купюры. Консьерж, снова кашлянув, произнес вдруг четко, многозначительно: «Обращайтесь ещё, если что». Дело принимало странный непредвиденный оборот.
Закрыв за спасителем дверь, Эшли ринулась к кровати, уставилась на распятого Джо взглядом, полным тоскливого раскаяния. Он закатил глаза, отказываясь понимать происходящее. Выдавил: «Пошла ты…» Она, кусая губы, едва сдерживая слезы, судорожными движениями принялась раздеваться, разбрасывая снятое по комнате. Бюстгальтер, описав прихотливую дугу, шмякнул его по щеке. Сдернула трусы. Упала на колени. Ему, опутанному оковами, приходилось выворачивать шею, чтобы исповедать нагую грешницу. Прошептала: «Я сделаю всё, что прикажешь, лишь бы замять возникшее между нами недоразумение», – обдав его руку жарким дыханием губ.
Джо оторвал конечности от постели, звеня железом. «Это я сейчас, мигом, – роется она в рюкзаке, – Неужели все выбросила?» Он опять закатывает глаза. (Актриса. Ясно. Надо было все-таки переговорить с тем болваном наедине). «Ха-ха, один ключик случайно завалялся, – ринулась открывать замки, – Я была на тебя такая злая. Не дал насладиться победой, всё язвил. Был бы пистолет, – пристрелила. Такой прааативный красавчик. Бросалась этими ключами в небо на бегу к метро. А там села в последний вагон, начала уже потихоньку себя ласкать, чтобы отлететь, и, представляешь, – ни в какую. Ты лишил меня такого кайфа!» – взвизгнула она. Джо молча разминал затекшие руки.
«А потом, потом… Я представила тебя здесь одного, бессильного по моей злой воле. Волосы разметались, темные очи горят ненавистью. Ты рыдаешь и проклинаешь меня. Твой милый шалун раздавлен горем, – она два раза рьяно чмокнула заспанного шалуна, – К тому же, тебе нестерпимо хочется поссать; несчастный, злой, насквозь промокший, – сделала она большие, чуть ли не всеобъемлющие глаза, – Ты засыпаешь с мечтою о мести. Утром заявляется какая-то шалава, шалун с шутливой учтивостью её приветствует; похотливая шлюха, конечно, начинает заигрывать – ну как не приласкать такого милашку! – а потом и запрыгивает на тебя – ну, то есть, на него – и уносится, уносится во весь опор в далекие дали. А я, дура, стоя в облаках пыли, смотрю вам вслед. Ласкаю себя, не в силах остановиться, и у меня, и у меня, – ужасная гримаса искривила прекрасное лицо, – Ничего не получается!» (Ну ни хрена себе, как она рыдает. Так уметь надо).
Встал. Брезгливо отряхнулся. (Надо одеться. Постель или кровать чем-то воняет. Кстати, надо купить костюм. Несколько галстуков, рубашек). Подумалось о том, как важно быть свободным, особенно для мужчины. Собрал наручники, швырнул под кровать. Да, вот и он, кейс. Его тоже под кровать. Эта путана все еще рыдала, обхватив подушку и выпятив порочный зад. (Какая у нее все-таки красивая промежность, так и истекает тонкими флюидами искушения. А досталась грязной мерзавке. Ну не насмешка ли природы? Сколько добрых, умных, главное –