От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках.. Владимир Ларионов
вплоть до разорения Рязани полчищами Батыя рассматривался как растянувшееся на два с половиной столетия Крещение Руси. Оно предполагало не только просвещение язычников, но и формирование нового Народа Божия, обустройства им новой Обетованной земли. Для сознания средневековых русских вторжение полчищ Батыя стало событием одного порядка с Сотворением человека и завершало эон Крещения Руси: “От Адама до крещенья Русския земли лет 6496, от крещения до взятия Рязани от татар лет 249”, – записано в пасхалиях Служебника XIV века»[89] [127].
Именно созидание и даже сам факт свершения такового созидания новой Обетованной земли отражен в «Сказании о погибели земли Русской». Финальной точкой процесса созидания «Нового Израиля», вершиной его духовной зрелости в годину политического коллапса и стал князь Александр. И здесь нам важно понять еще один принципиально важный факт, который ярко и контрастно очерчивает нам образ князя Александра. «Без Бориса и Глеба не было бы Александра Невского… В деяниях Бориса и Глеба политический идеализм, готовность к самопожертвованию достигли чистоты ректификата. Вот почему два века спустя после своей гибели братья явились воинам великого князя Александра Ярославича перед Невской битвой, обещая свою помощь. Мало кто задумывается над тем, что их явление имело для благоверного князя программный смысл, приоткрывая, почему ему дарована победа и как сложится его судьба. Будучи гениальным стратегом, Александр, видимо, не раз испытывал искушение ударить не только по немцам и литовцам, но и по монголам. Но вместо этого провел долгие годы в изматывающей дипломатической борьбе в ханской ставке, ежечасно рискуя быть подвергнутым мучительной казни. Если вникнуть в детали биографии Александра Невского, то становится ясным: его подвиг имел много общего с подвигом страстотерпцев Бориса и Глеба. Они отказались от “цесарского” триумфа ради целостности отеческого достояния; точно так же поступил благоверный князь Александр, который променял корону, обещанную папой, на посох ходатая, убеждающего ордынских ханов отказаться от разорения Руси»[90] [90].
От святых братьев во всей полноте Александр наследовал понимание власти как жертвенного служения. Однако текст Жития дает нам ключи к еще более глубокому осмыслению подвига князя Александра.
Необходимо внимательно рассмотреть текст памятника с точки зрения его полноты как исторического источника. Ряд авторов, например А.В. Назаренко, упрекают составителя Жития за обилие библейских цитат. Напротив, многие современные исследователи уверены, что это достоинство текста при условии правильной герменевтической работы с ним благодаря методу «библейских тематических ключей»[91] [91].
Из герменевтики библейских цитат в тексте Жития мы можем получить важную информацию о мировоззрении автора и его окружения, о сообщаемых событиях. «Взоръ его паче инех человекъ, и гласъ его – акы труба в народе, лице же его – акы лице
Багдасаров Р.В. Мистика русского православия. М.: Вече, 2011. С. 154
Багдасаров Р.В. Указ соч. С. 41–42.
Пиккио Р. Функция библейских тематических ключей в литературном коде православного слависта // Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М.: Знак, 2003. С. 431–465.