Конец эпохи. Генрих Эрлих
было оружия в Кремле и замке опричном, но не черным же людям и не холопам его раздавать! Много было припасено зелья огненного и пушек огромных, да не было пушкарей.
Разослал Иван гонцов во все опричные города и уезды с призывом ко всем детям боярским немедля прибыть в Москву. Из тех же опричников, что в Москве уже находились, собрал царь Иван полк небольшой и поставил его под командой князя Василия Темкина-Ростовского в замке своем на Неглинной и в окрестных улицах, сам же обосновался в нелюбимом им Кремле, приказал завалить все ворота и вместе со стрельцами стал готовиться к обороне. Кремль не гуляй-город и не замок опричный, в нем при случае можно много месяцев в осаде высидеть.
А полки земские, после победы при Молодях не встречая нигде сопротивления, уже подходили к Москве. Романовы, едва завидев их на горизонте, испугались, стали уговаривать царя Ивана оставить Москву, которую невозможно было оборонить, и бежать дальше на север.
– Москва – не Русь, – убеждал Ивана Никита Романович, – ты – Русь, ты – помазанник Божий. Пока ты жив, то и Русь жива, а если вдруг погибнешь, то и Русь погибнет, а если ненароком в плен попадешь, то и Русь в полону у богомерзкой земщины окажется, распадется на княжества удельные и через то все равно погибнет.
Но на этот раз царь Иван остался тверд в своем решении.
– Не допустит Господь моей погибели! – крикнул он, распрямляясь во весь свой богатырский рост и устремляя взгляд в небо. – Оборонит меня и вместе со мной всю Землю Русскую! Нет у меня войска – Он пошлет мне на защиту воинство Небесное, нет у меня пушек – Он сожжет ворогов огнем Небесным! – тут Иван опустил глаза и посмотрел с презрением на Романовых. – А вы – бегите! Спасайте свои жалкие душонки! Ибо ни один из предателей моих не избегнет в этот день гнева Господня, а вы и есть главные мои предатели!
Устрашились Романовы от таких слов, не посмели оправдываться и, пряча глаза, убежали из Москвы.
А полки земские уже вступали в посады московские. Вскоре большой полк во главе с князем Иваном Бельским стал на Большой улице, передовой полк во главе с князем Михайлой Воротынским на Таганском лугу, а полк правой руки во главе с князем Иваном Мстиславским на Якиманке. Союзников своих они оставили за городом, турок – в Коломенском, крымского хана – в Воробьеве, и жители московские, и гости, и беглецы многочисленные, видя русские лица воинов, приветствовали их радостно как избавителей от неведомой и оттого вдвойне страшной беды. Все от мала до велика высыпали на улицы, все спешили обнять воинов, несли им квасу и сбитню, чтобы утолить их жажду после перехода долгого, хлеба и пирогов, чтобы насытить их голод. Само солнце на небе, казалось, радовалось вместе с народом победе бескровной и сияло на чистом, голубом небе.
Вдруг, откуда ни возьмись, набежала маленькая тучка и враз стало темно. И в наступившей темноте взметнулись сразу в нескольких местах посада, вкруг всей Москвы, языки пламени, и поднялся в недвижном доселе воздухе вихрь невиданный, дувший с разных сторон на Кремль.