Красное Солнышко. Генрих Эрлих
чудесно спасшийся! – проскрипел Шуйский и низко склонился перед Димитрием, в чем ему помогла тяжелая длань Бельского.
Димитрий удовлетворенно усмехнулся и, повернувшись к нам спиной, продолжил свой путь. Народ же, наоборот, словами Шуйского остался совершенно не удовлетворен. «Этот соврет – недорого возьмет!» – был общий глас. А иные лица, еще недавно восторженные, теперь все явственнее выражали сомнение, сомнение в Димитрии. «Чистой правде иногда верят меньше, чем самой наглой лжи», – мог бы подумать я тогда и изумиться, сколь быстро Господь дает ответы на мои вопросы. Но не подумал и не изумился, ибо продолжал пребывать в обиде от небрежения моего дорогого мальчика, а тут еще кривые ухмылки, появившиеся на некоторых лицах после слов Шуйского, поддали жару и подвигли меня на действия, недостойные моего высокого сана.
Нет, когда я, расталкивая бояр и стражников, взбирался на Лобное место, тогда я хотел лишь рассказать правду о давних событиях угличских, точнее говоря, ту часть правды, которая касалась спасения Димитрия. И еще я надеялся привлечь внимание Димитрия, ведь обернулся же он к Шуйскому, значит, и ко мне обернется, встретимся мы взглядами и тогда я, презрев гордость, первый протяну к нему руки, и дрогнет его окаменевшее почему-то сердце, и он поскачет ко мне и падет в мои объятья. Я уж первые фразы своего рассказа в голове сложил, сейчас не вспомню какие, но очень складные и проникновенные, но стоило мне распрямиться на Лобном месте и окинуть взором толпы людей, с некоторым удивлением воззрившихся на меня, как из уст моих полились слова отрывистые и бессвязные: «Это я! Верьте мне! Я тогда! В Угличе! Это он! Внук своего деда, брата моего!»
Так мне, по крайней мере, передавали потом речь мою, сам-то я ее не очень хорошо помню. Еще рассказывали, что я, повторяя жест Димитрия, выпростал крест свой нательный и целовал его в подтверждение слов своих. И что удивительно, моим словам бессвязным народ поверил, а быть может, совсем это неудивительно, ведь народ Русский – он сердцем чувствует и искренность от лукавства всегда отличит, как бы то ни было, на площади раздались громкие и дружные славословия царю Димитрию. От криков этих я немного в себя пришел и повернулся в сторону Фроловских ворот, широко распахнув глаза, чтобы не пропустить взгляд Димитрия. Но он даже не обернулся! И не оправдывайте его тем, что он слов моих мог не расслышать. Все он прекрасно слышал, но почему-то продолжал казнить меня.
Понурившись, спустился я с Лобного места и уныло побрел в кругу других бояр вслед за Димитрием.
Глава 2
Император Деметриус
[1605–1606]
Вот я поражался, как Димитрию удалось всего за восемь месяцев и со столь малыми силами покорить великую державу, и приписывал это исключительно промыслу Божьему. Но я и представить себе не мог, сколь много успеет сделать Димитрий за короткое время своего правления, такое, признаю, было не под силу даже деду его, моему брату любимому. И ведь все сам, своими силами, своей энергией, не было при нем ни Адашева с Сильвестром, ни