Катастрофа. Вадим Вольфович Долгий (Сухачевский)
то, что Чубарова хоть и тягали на ковер и клизму вкатили о-го-го какую, но в партии все же оставили жить, хоть и с выговорешником с занесением в личное дело. А партия у нас, Ничипоренко знал, действует всегда согласованно; стало быть, глядишь, и он тоже одной только клизмой и выговорешником отделается.
А вышло, что и без выговорешника обошлось, только поставили на вид. Хотя клизму вкатили не приведи Го… Тьфу ты, привязалось!
* * *
Его фамилия была Самойлов, звали Георгий Алексеевич. О том, что когда-то его звали Сергей Слепченко, он как опытный оперативник уже давно привык не вспоминать.
Он пересчитал деньги в сегодняшних двух мешках. Тут было около трехсот тысяч – хиловато. Если прибавить к тем деньгам, что из Ростова и из Воронежа, то выходит меньше двух миллионов, а он, затеивая все это, для себя решил, что остановится не меньше чем миллионах на четырех-пяти, тогда-то и переведет все деньги в золотишко и камешки, поскольку там, куда он собрался, сов-ден-знаки были нужны, как лесному ежику партбилет.
Он уже на днях пытался обменять часть имеющихся денег на рыжье у главаря здешних уркаганов по кличке Червленый, но тот повел себя подозрительно, вопросы всякие ненужные задавал, так что он от этой идеи сразу отказался. Еще, кстати, одно дело предстоит – Червленого этого убрать. Конечно, он сам соблюл меры предосторожности, на встречу с Червленым пошел с приклеенной бородой, в парике, в очках с толстыми стеклами, но береженого бог бережет, так что с Червленым дело решенное. А рыжье и брюлики можно и в другом городе сторговать, на N-ске свет клином, поди, не сошелся. И бандюганы найдутся поумней этого Червленого, такие, что обойдутся без лишнего любопытства.
В общем, отсюда, из N-ска, пора было, конечно, сваливать, тем более что после ограбления сберкассы вся милиция уже стоит на ушах. Однако он решил еще день-другой с отбытием повременить, сколь ни было опасно здесь оставаться.
Впрочем, все опасности были не столь велики. Развалюха эта на окраине, в которой он со своими четырьмя невидимками поселился, считалась списанной после пожара, так что здесь искать никто не станет. Противно, конечно, жить на погорелье, но он и не такие тяготы жизни легко переносил, не говоря уж о невидимках. Вон, сидят себе в стылом подвале, и ни звука: знают, какая кара им будет за любой шорох. А ведь уже не евши два дня; может, хоть хлеба им купить, а то, глядишь, сдохнут…
Да нет, вряд ли сдохнут. Перетерпят. Настоящий невидимка должен уметь все перетерпеть. А когда он решит, тогда уж непременно сдохнут, но не минутой ранее. Хоть они и являлись его творениями и вышколить каждого дело было нелегкое, но имелось еще немало таких же, пока что сидевших тихо по другим городам.
А причиной его задержки в N-ске была девка эта. Вначале был почти на все сто уверен, что это она, хотел в тот же день ее и ликвидировать. Ибо все надо делать заподлицо. Вон, даже вырвался на денек в Москву, чтобы пристрелить слепого комиссара госбезопасности Палисадникова, хотя, казалось бы, чем он так опасен, слепой?..
То есть, это дурак