Хризалида. Брендан Денин
что сглотнул он с трудом – наверное, боялся, что от сильного запаха бутерброда его стошнит. – Мне стыдно. Честное слово!
Дженни не отреагировала, молча доедая бутерброд. Том ерзал, лихорадочно щелкал зажигалкой.
– Пожалуйста, оставь зажигалку в покое, – попросила Дженни. Том кивнул и спрятал «Зиппо» в карман.
– Извини меня, – повторил он.
– Ты ведь что-то говорил о работе? – поинтересовалась Дженни, решив на время забыть о его вчерашней пьянке и распущенности.
– Да! – Том оживился. – Чертов старик, Малкольм, владеет местной забегаловкой… Он тебе понравится! Так вот, я похож на его погибшего сына, а ему нужен еще один бармен. Ему помогает злюка-дочь, но от посетителей у них отбоя нет, и Малкольм собирался повесить на окно объяву «Требуются бармены». Это же здорово! Я уволюсь из нью-йоркского бара, устроюсь в местный… Черт, я снова буду ходить на работу пешком. Появится больше времени, чтобы довести до ума дом и по-настоящему заняться рисованием.
– И быть отцом.
– Да, конечно, и быть отцом. Я помню об этом.
– А по-моему, не помнишь, – заявила Дженни, старательно следя за своим тоном. Она обдумывала этот разговор все утро, пока Том отсыпался на диване. До кровати он так и не дошел, что Дженни очень огорчило. Они взяли за правило спать вместе, даже когда ссорятся. Дженни сделала глубокий вдох и заглянула ему в глаза. В налитые кровью глаза. – Нам пора повзрослеть, Том. Нам обоим, – продолжала она. – Я не злюсь, что ты вчера ходил в бар и напился… Когда мы с тобой познакомились, я сама была пьяна в стельку. И вместе мы напивались бесчисленное множество раз. Вчера ночью… Вчера ночью ты напугал меня, а такого прежде не случалось. Понимаю, тебе страшно. И тревожно. И ты выбит из колеи. Мы купили огромный дом. Но у нас будет ребенок. Ребенок, Том! Это колоссальная ответственность. Вряд ли я сама осознала это до конца. Кое от чего нам обоим нужно отказаться…
Том открыл рот, чтобы что-то сказать, но Дженни подняла руку.
– Пожалуйста… дослушай меня. Мне нужно это сказать. Я не говорю, что ты должен отказаться от своей самости. Я не о том, что ты должен покончить с тем, что делает тебя Томом Декером. Я лишь о том, что после рождения ребенка – и до него, начиная с сегодняшнего дня, – ты не можешь возвращаться домой в три утра и выглядеть, как зомби. А если что-то случится? Если тебе придется срочно везти меня в больницу? Отказы и меня касаются. Мне больше нельзя курить «за компанию»… пить вообще больше нельзя, травку нельзя курить года полтора. Ничего страшного. Я готова. Нам обоим нужно взрослеть – хотим мы этого или нет.
Том немного подождал, желая удостовериться, что Дженни закончила, потом взял ее за руку и с грустной улыбкой сказал:
– Я понимаю. Я изменюсь. Вчерашняя ночь была ошибкой. Скорое отцовство, переезд – все это дается мне очень непросто, вот я и не сдержался. Хотелось расслабиться, но согласен, признаюсь, я перегнул палку. Такое не повторится, обещаю тебе.
Дженни знала, что говорит Том искренне, и улыбнулась ему. Ну вот, камень с души, гора с плеч.
– Том,