Шкатулка волшебника. Леон Красов
вдвоем
Сопоставима со случайным всплеском,
Иль золотым осенним перелеском,
Иль паутинкой на лице твоем.
Во мне живут
таинственные духи,
Шаги, надежды,
запахи и звуки,
Дух снисхожденья,
жесткости, обиды,
Дух Чингисхана
и царя Давида,
Дух откровенья,
скрытности, упрямства,
Дух вдохновенья,
ротозейства, хамства…
И хороводят духи
беспокойно…
Я их возню
переношу достойно,
Я создал их,
хотя и создам ими,
Я этот мир прошедшего
отныне,
И сквозь меня
они спешат в беспечность
И из небытия
уходят в вечность.
Когда б ни душила тоска
Мучительным смехом иронии,
Когда б продолжалась доска
Игрой цирковой какофонии,
Когда б ни срослись времена
Запретов, к чему-то причастных,
Когда б ни звучала струна
Для судеб, продажно пристрастных,
Когда б ни обрыв поперек,
А вдоль бесконечности штолен,
Я б тоже наверно изрек,
Что мир
слишком просто устроен.
Я игрушка,
которую трогать не надо,
Я иного покроя,
иного расклада,
И из теста иного,
и выделки старой,
Из забытого слова,
из песни усталой,
Из запутанных снов,
из тревожного взгляда…
Я игрушка,
которую трогать не надо.
Где сон, где явь,
уже не разобрать,
На гранях яви
пляшут привиденья,
Огонь остыл,
но закипает гладь
Воды,
не находящейся в движенье.
Средь сфер исчезновения миров
Мы нищи в понимании Вселенной,
Лишь тайное видение богов
Незримо источает дух нетленный.
Мы страждем,
отрекаемся, зовем,
Но голос тает в мраке бесконечном,
И непонятен мир,
где мы живем
В наивном представлении о Вечном.
Огонь остыл,
но закипает гладь,
Где сон, где явь, уже не разобрать.
Пресыщен воздух
нежностью ночной,
И мир
над этой нежностью не властен,
И поиск
заблудившегося счастья
Сам заплутал
средь полночи хмельной.
Пропитан воздух негой,