Беседы с Цесаревичем. Олег Филатов
и Украине.
Отец очень часто вел со мной беседы о пользе наук. Например, приводил не только труды ученых, но и деяния Петра I, при этом часто подчеркивал их силу, а особенно подчеркивал, что «очень важно вникать во все отрасли знаний, а также изучать искусство, и литературу, и языки».
Мы жили в деревне, где коренное население были немцы и голландцы со времен Екатерины II. Сам он говорил с жителями по-немецки, правда, дома этого не делал. Я вспоминаю, как он часто внушал мне, что языки нужно знать и изучать через знание языка культуру других народов. Далее, уже будучи студентом факультета иностранных языков в Пединституте им. С. М. Кирова, я часто слышал от него, что то, что мы изучаем, в институте, – это всего лишь теория, а нужно практиковаться. А практиковаться не было возможности. Зато я занимался переводами как техническими, так и в других отраслях знаний: археологии, истории, рыборазведения, физики, химии и т. д. Я уже перешел на 4-й курс института – это был 1975 год, в институте я входил в группу «Поиск», которая занималась изучением судеб студентов нашего института, участвовавших в Великой Отечественной войне, и в этом году было закончено создание музея боевой славы. За создание этого музея Министерство просвещения РСФСР наградило группу «Поиск» премией, и руководство института решило направить нас, студентов, в Белоруссию, в поездку по местам боевой славы. Перед отъездом в Минск, в мае-месяце 1975 года, я рассказал об этом отцу. Отец выслушал меня и вдруг стал рассказывать о том, что в свое время он учился в автодорожном институте и работал, практикуясь в языке. Вместе с ним учился и работал Николай Иванович Кузнецов – в будущем Герой Советского Союза, известный разведчик. При этом отец рассказывал, что Николай Иванович очень хорошо знал немецкий язык, и когда он сдавал экзамены, то писал диплом на немецком языке. Он так хорошо писал и разговаривал на немецком языке, без ошибок, как немец, что многие студенты не могли грамотно говорить и писать на своем родном русском языке. Затем он сказал, что я также должен знать язык, как его знал и Н. И. Кузнецов. А далее он сказал, что Кузнецова Н. И. так и не нашли, т. е. его тело, и что курсировали только слухи, что он погиб. «Будешь в Минске, – сказал отец, – посмотри в музее Великой Отечественной войны его фотографию – это его единственная подлинная фотография, там есть его оружие, а также его офицерская сумка». Я приехал в Минск, был месяц май, мы были участниками первомайской демонстрации, нас возили в Хатынь, затем мы посетили музей Великой Отечественной войны. Я шел по залам, рассматривал экспонаты, часть из которых была за витринами из стекла. Я сейчас не помню, что я рассматривал, и вдруг я сильно стукнулся лбом о витрину, ко мне подбежали друзья, спросили, что со мной. Я успокоил их, и тут я, подняв голову, увидел фотографию Н. И. Кузнецова, его личное оружие и полевую сумку. Рассказал потом отцу. Он выслушал меня и ничего не сказал. Я до сих пор думаю, почему отец так долго