Родословная ашкенази. Геннадий Разумов
вспышек гнева. Вместо того, чтобы очередную размолвку не осложнять, представлять простым недоразумением и отшучиваться, я начинал злиться, усугублял конфликт, и тоже орал по базарному.
В результате какой-то пустяковый повод становился причиной целого скандала. Вслед за этим я обычно поворачивался и уходил ночевать к маме. Если бы не она, скорее всего, я, озлобясь, ушел бы совсем в другую сторону, развелся и переселился к какой-нибудь очередной своей пассии. А куда еще мне оставалось бы исчезать? Так что, зря Иза валила на свекровь свои беды – та, наоборот, на многие годы сохранила нашу семью. А к ней моя жена то-ли по ревности, то-ли по недомыслию относилась совершенно безобразно, нередко почем зря ругая ее зачем-то за глаза.
Наиболее широкая расщелина прорезала нашу семейную равнину в канун 1971 года, когда я почти на 2 недели застрял в родительском доме на Суворовской. Хотя со своей Леночкой я видеться не переставал, забирал ее после школы, приводил к бабушке. И как-то моя 9-тилетняя дочь, опустив глаза и поджав губы, тихим голосом произнесла:
– Пап, давай опять женись на маме.
Ну, как тут было не растрогаться… Я вернулся к Изе, мы снова зажили нашей обычной семейной рутиной с заботами о покупке нового холодильника, лечении простудившегося ребенка, квашении капусты и закручивании банок компота на зиму. Происшедший перерыв в наших отношениях сильно раскочегарил мою сексуальную активность, Иза тут же снова забеременела, и 16 августа 1972-го у нас образовалась вторая моя дочь – Инночка.
Мы прожили вместе 30, 5 лет. Почему такая точность после запятой? А потому, что наше супружество оборвалось в тот день, когда я проводил в Шереметьеве Изу с Инночкой на ПМЖ (постоянное место жительства) в Лос Анджелес.
Там с 1990 года уже находилась старшая дочь со своим мужем и моим внуком.
Уезжали они непросто. Все было на нервах. Особенно Иза волновалась при продаже нашей общей кооперативной квартиры – как я понимал, она очень боялась, что я буду оттяпывать свою долю. А она, естественно, была велика, так как ипотечная ссуда выплачивалась в основном из моей зарплаты, которая была вдвое больше изиной. Но мне и в голову не приходило на что-либо претендовать. Наоборот, я всячески старался Изу успокаивать: ходил с ней к нотариусу оформлять продажу квартиры, а затем и совместно нажитого добра (мебели, пианино, телевизора, книг, посуды и прочего).
Потом они какое-то время до отьезда жили у моей мамы. Я помогал собирать вещи, упаковывал чемоданы и баулы, доводил их «до ума», взвешивая и меняя размеры, чтобы им было благополучнее пройти бандитский тогда таможенный досмотр. И я очень гордился, например, тем, что сообразил, как обмануть рентгеновские лучи, вложив «матрешкой» кастрюлю в кастрюлю, а в самой маленькой спрятав семейную реликвию – старинную серебрянную сахарницу с именным клеймом царского времени. Ой, как Иза беспокоилась, что ее не пропустят и отберут.
Вопрос о нашем совместном отьезде не ставился – Иза сказала, что Лене трудно принять сразу всех,