Говорит и показывает. Книга 1. Татьяна Вячеславовна Иванько
сидел. Качнул головой, эффектно отбросив волосы за плечо, тяжёлый шёлк – его волосы, мои другие – лёгкими волнами… Он посмотрел на меня, глаза заискрились.
– Кинулся бы я как Матросов? Если не было бы иного выхода – да, кинулся бы, а что делать?
– Хорошо, когда спасать товарищей, или там семью, или даже не семью… а… Это ясно. Это все люди так. А вот… вот Боярку эту несчастную узкоколейную пошёл бы строить-гробиться?
– Как Павка? – улыбнулся Ю-Ю. – Знаешь, Павка для меня – это своеобразный Святой, только не за Христову веру, а за веру в идеалы, которые хороши-то всем. Только… – он опустил глаза, на сложенные перед грудью пальцы, вытянул губы, размышляя или подбирая слова, сразу резче обозначились у него скулы и квадрат подбородка, – только после Павки пришли Бездарность и Безграмотность и в конце концов Безверие. Так что… – и большие пальцы разошлись в стороны, – они Боярку строили, чтобы люди с голоду и от холода не умерли, так что простая логика. Всё та же. Никаких противоречий с нормальной человеческой нет. Называем это комсомольской или коммунистической доблестью или нет, это уже решает время…
Но яснее мне не стало. Глядя и слушая «Взгляд», и множество других передач по телевизору, документальных фильмов, я терялась, всё глубже погружаясь вместе со всеми в отторжение всего коммунистического…
Глава 4. Новый год
Новый год. Сегодня мы с Ю-Ю наряжаем ёлку внизу. Здоровенную, до потолка, как всегда, привёз папин водитель. А сам папа до сих пор ещё не приехал. Как и мама. Бабушка сегодня дома и то хорошо, хлопочет на кухне, запахи уже поплыли по дому. Яйца варятся для оливье, запахло уже и коржами для Наполеона… И, конечно, мандариновый дух. Ёлка и мандарины – настоящая Новогодняя атмосфера.
Ю-Ю принёс стремянку, иначе мы ёлку не нарядим. Они вместе с Михал Иванычем установили дерево в ведро с влажным песком. На этом Михал Иваныч уехал домой, а мы с Ю-Ю занялись самым приятным, что может быть под Новый год: украшением ёлки. Достали с антресолей старые коробки из-под люстры и сервиза – в них от зимы до зимы живут ёлочные игрушки, укрытые слоем мишуры, и разложились на полу в гостиной.
– Придумал, куда пойдёшь? – спросила я, доставая мишуру и глядя на Ю-Ю, оценивающего, ровно ли стоит ёлка.
– Там гирлянда должна быть, давай сначала лампочки, – сказал он, а потом ответил всё же на мой вопрос: – Не решил. Дойдёт до того, что с Лидкой и Витькой буду «Голубой огонёк» смотреть…
Он обернулся:
– А ты, я видел, и платье уже достала… и ресницы, вон, навела.
Хихикает. Любит подшучивать надо мной. Но мне нравится, что он не относится ко мне серьёзно, как родители и бабушка.
– Твоя-то Ирочка-дырочка весь телефон оборвала уже звонками. Пойдёшь? – я тоже смеюсь, подавая ему гирлянду, попутно разворачивая длинный шнур. Мы каждый год, снимая её с ёлок, тщательно сворачиваем, чтобы не путались провода.
Он вздохнул, не отвечая, залез на стремянку. И, пока пристраивал лампочки на душистых ветках, сказал:
– Принеси лучше удлинитель, Май, а то вешаю, а она может, не горит,