Говорит и показывает. Книга 1. Татьяна Вячеславовна Иванько
Генриховичем. И даже посуда теперь уже стала общей.
Но одеваться, как хотелось бы, было непросто. Джинсы стоят двести, а то и двести пятьдесят рублей на барахолке в Москве. Футболки, кроссовки… я уж не говорю о какой-нибудь куртке-«аляске». Так что экономлю я на всём.
Отца я не помню. Они были женаты с мамой недолго. Но она успела привыкнуть с ним к спиртному. Они разошлись, когда мне было три или четыре года. А когда он умер, мы и переехали сюда из Воскресенска. А мама тогда стала пить уже по-настоящему. И мужчины начались тогда же. До этого мы жили довольно уединённо, с бабушкой. Но когда мама узнала, что отец умер, она не смогла оставаться больше в Воскресенске. А теперь, три с лишним года спустя она будто гонит всё скорее свой поезд под откос.
Быть новичком в классе – это отдельная история, даже тот, кто никогда новичком не был, представляет, что это такое…
На второй год я остался в Воскресенске, как раз, когда мама начала пить. В шестом классе, я, напуганный этим и растерянный, перестал не то, что учить уроки, а просто ходить в школу… А тут и переезд подвернулся.
Я пришёл в шестой класс в середине второй четверти, тринадцатилетним, похожим на бездомного щенка, который уже хорошо знает, что такое улица. За прогулянный год я успел набегаться и по подвалам, и по чердакам, увидел и бездомных, и пьяниц всех мастей и понял, что вариант у меня дома не самый худший. И из дома больше не бегал, поняв, что маме рассчитывать кроме меня не на кого. Или я просто повзрослел за этот год от двенадцати до тринадцати лет.
Поэтому, войдя в новый класс, я сразу оценил обстановку. Если новичок не заявит о себе как о задире, быть ему или битым или забитым.
Мне было проще, я был старше всех на год. Но главное, я был гораздо старше внутри. Эти детки в новеньких костюмчиках и платьицах, ещё не заношенных с начала учебного года, не знали, не только как их штопать, но даже как гладить. А я уже научился планировать семейный бюджет, чтобы не только хватило на всё, но ещё и было что отложить.
Так что, оглядевшись по сторонам, заметив по лицам, отреагировавшим на мою фамилию и имя, объявленные учительницей, кто мои главные враги, я сразу разработал в голове стратегический план. Ещё, во время урока я обратил внимание, кто здесь чувствует себя почти так же, как и я, то есть не из героев или героинь класса. И заметил маленькую, меньше большинства, уже потянувшихся в рост, девчонок, очень худенькую девочку. Она сидела за третьей партой, отодвинувшись чуть ли не на самый край, потому что её сосед, дюжий белобрысый пацан, не оставлял ей совсем места и наслаждался своим господством. Косички с зелёными ленточками, платьице, фартучек с крылышками, ничего особенного в ней не было, кроме, может быть, этой миниатюрности. Она была тут одна, как и я: ни с кем не разговаривала, ни на кого не смотрела. Только я был сильный, а она, очевидно, слабая. Сила всегда заметнее на фоне слабости.
Поэтому на перемене я самовольно пересел к этой девочке, выкинув портфель её соседа. Когда он в возмущённом недоумении подошёл к парте, я встретил его насмешливым взглядом, будто говоря: «И?!»
– Ты