Мои воспоминания. Сергей Юльевич Витте
и по характеру вахлак.
Когда мне приходилось сопровождать в поезде Императора Александра III, то, конечно, я ни днем ни ночью не спал; и постоянно мне приходилось видеть, что когда все уже лягут спать, то камердинер Императора Александра III, Котов, – постоянно штопал штаны, потому что они у Него рвались. Как-то раз, проходя мимо камердинера и видя, что он все штопает штаны, говорю ему:
– Скажите, пожалуйста, что вы все штопаете штаны? Неужели вы не можете взять с собою несколько пар панталон, чтобы в случае, если окажется в штанах дырка, дать Государю новые штаны? А он говорит:
– Попробуйте-ка дать, как раз Он и наденет. Если Он, говорит, наденет какие-нибудь штаны или сюртук, то кончено, пока весь по всем швам не разорвется, Он ни за что не скинет. Это для Него, говорит, самая большая неприятность, если заставить Его надеть что-нибудь новое. Точно так же и сапоги: подайте, говорит, Ему лакированные сапоги, так Он, говорит, вам эти сапоги за окно выбросит.
В следующий раз я сопровождал императорский поезд уже в конце восьмидесятых годов, в год крушения императорского поезда в Борках, около Харькова. Крушение это было в октябре месяце при возвращении Государя из Ялты в Петербург.
Так вот, когда императорской поезд пришел в Ровно, я, встретив его, должен был вести этот поезд далее. Между тем в Ровно вдруг явился громаднейший императорский поезд, составленный из массы тяжелейших вагонов. О том, что поезд пойдет такого состава, меня предупредили телеграммой только за несколько часов до прихода этого поезда в Ровно. Поэтому я все время, всю ночь, ехал как в лихорадке, между тем как все спали, в том числе и министр путей сообщения (адмирал Посьет), у которого был собственный вагон; с ним ехал главный инспектор железных дорог инженер барон Шерваль. Я вошел в вагон министра путей сообщения и все время в нем ехал; вагон этот находился совершенно сзади, даже не имел прямого сообщения с другими вагонами, так что оттуда, из этого вагона, даже нельзя было дать какой-нибудь сигнал машинистам. Ехал я, повторяю, все время в лихорадке, ожидая, что в каждый момент может случиться несчастье.
И вот, когда мы подъехали к Фастову, то я, давая поезд на другую дорогу, не мог успеть ничего передать ни министру путей сообщения, ни барону Шервалю, потому что они только что проснулись.
Вследствие этого, когда я вернулся из Фастова в Киев, я тотчас же написал рапорт министру путей сообщения, в котором объяснил, каким образом совершалось движение по дороге. Я писал в рапорте, что принимать на себя ответственность за движение императорского поезда при таких условиях я более не намерен и поэтому прошу при обратном движении поезда, когда Государь будет возвращаться из Елизаветграда через Юго-Западные жел. дор. от Фастова до Ковеля, увеличить число часов езды на Юго-Западной дороге. Я требовал, чтобы расписание изменили, а в противном случае, – писал я, – вести императорский поезд я не буду.
На это я получил следующий ответ телеграммой, что, ввиду моего такого категорического заявления, министр путей сообщения приказал переделать