Смутные времена. Книга 7. Николай Захаров
хер-р-р-р. "Без Бога, не до порога", так у нас-то испокон говорят.
– А вспомни, что в заповедях сказано, Егорий. "Не лжесвидетельствуй",– Сергей обличающе ткнул, стоящего перед ним старосту пальцем в грудь.
– Так ни Боже-ж мой!– опять перекрестился тот.
– А придурок, который у тебя в баньке всю зиму живет? Это как?
– Так придурок же, хер-р-р-р офицер. Навроде, как убогий и не человек он вовсе. Ничего опять же не соображат. Так я про него и запамятовал. Живет себе, как птаха небесна. Ни кому от него, ни убытка, ни печали,– зачастил староста, оправдываясь.
– А документы при нем были, какие-нибудь?
– Нет, хер-р-р-р. Зачем сумасшедшему оне? На лице все прописано.
– Тащи его сюда, староста. Мы сами посмотрим на это лицо.
– Так некого таскать, хер-р-р офицер. Ушел он вчерась днем. Я ему кричал, кричал в след-то, а он и ухом не повел. Так в лес и подалси, в сторону Можайску.
– Ушел, значит, придурочный?
– Ушел, как есть. Вчерась,– староста преданно "ел" глазами начальство.
– Ладно. Верим, Егорий. Хотя жаль, что ушел этот человек. Ведь замерзнет в лесу. Снега нынче намело, так ведь и далеко-то не уйдет.
– На лыжах он подалси, хер-р-р-р офицер. Сам же и выстругал за месяц. Дурак, конечное дело, но вот лыжи смастерил однако. На них и подалси. Котомку на плечи нацепил и подалси.
– Лыжи смастерил? Не такой уж и придурок, значит. Однако в лесу-то голодно, волки и бандиты за каждым деревом. Все равно пропадет.
– Знамо дело. Потому и звал я его. Жалко дурня-то стало. Только он и не оглянулся. Такой вот дурачок.
– Что же, Егорий, с тебя спрос самый последний, раз дурачок, а вот скажи-ка ты мне, что это за стяг ты вывесил над домом своим? Что-то непонятный он какой-то. И гакенкрейц и серп с молотом комиссарский и еще Фюрер там изображен вместе со Сталиным. Это что за художества?
– Как Сталин?– разинул рот староста.
– Натурально, в профиль, с усами,– Сергей приподнял брови.
– Быть не может того,– щелкнул челюстью Егорий.
– Сходи, убедись,– разрешил ему Сергей и староста выскочил из хаты. Вернулся он бледный, как будто за минуту, которую отсутствовал, успел отморозить лицо. Флаг произвел на него впечатление соответствующее.
– Это, это, хер-р-р-р, непонятно как… Должно от морозу,– высказал он предположение.– Позвольте снять немедля?
– Снимай. Чего уж там, коль мороз у вас такие фокусы выкидывает, да сюда неси. Взглянем на эти чудеса природы вблизи,– староста полез на чердак, а из него выбрался на крышу и флаг, с профилями вождей содрав, вернулся с ним в руках. Остановившись перед Сергеем, он развернул его для демонстрации.
– Мороз это, хер-р-р,– убедительным тоном, подтвердил он изначальную версию.
– Вижу, что мороз. Другого объяснения просто и не найдешь. Разве что предположить, что это кто-то поглумиться над Фюрером решил и разместил его в обнимку с Иосифом Виссарионовичем. Ишь как глаза-то вытаращил. По-хо-ж, каналья.
– Ни в коем разе, хер-р-р-р офицер, мороз это. Боле некому.