Фрактал Мороса. Ольга Викторовна Шарапова
какие-то детские каракули. Бросаю все в сумку.
– Все?
– Пожалуй.
Мы еще перебираем постельное белье, заглядываем под старомодные шкафчики на ножках.
За стеной в соседней квартире кто-то начинает играть Альбинони7.
Под раскаты клавишной фантасмагории мы, понимая, что больше нечего искать здесь, завершаем. Паша порывисто хлопает ящиками в прихожей. Эта музыка захватывает нас, нарастает, кажется, что время начинает течь в обратную сторону.
Выше, выше, выше. Ключ тонко звякает о полотно замка.
Чужая жизнь, судьба уголовника Мороса, изучена, прочитана, не понята, но словно бы пройдена.
Мы идем вниз сквозь запах кошек и герани. Молодые, живые, свежие, полные сил и планов.
– Паш, он был старый?
– Ему было сорок.
– Мне тридцать пять, тебе сорок два.
– Сорок сорока рознь, – он захлопывает за мной дверцу машины. – Тебя домой?
– Да. А какой срок у него был?
– Пятнадцать. Отсидел двенадцать. Меньше года назад освободился.
– То есть в тюрьму сел в двадцать восемь.
– Наверно… Утятницу точно не хочешь?
– Нет, спасибо, дорогой!
Я смотрю на свои ногти. Нежно-сиреневые. На кольцо с аметистом в обрамлении мелких бриллиантов и, подняв глаза, понимаю, что не узнаю улиц и не ориентируюсь. Полдень теплым зноем колышет воздух, влюбленные пары под тополями в сквере ждут вечера. Машин немного, одиноко и неуютно. Кажется, что этот день, летняя жара с ее тенью, магазинами, прогнозом грозы и ветра – для кого-то другого. Для кого-то…
– Что с тобой?
– Дай помечтать.
Паша думает, что мне грустно, а я просто неотрывно смотрю в окно, вверх, на эти домики не выше шести этажей. Здесь могли бы быть мастерские художников, кладовые скульпторов, здесь можно собираться и пить водку под полосатыми абажурами, трахаться, жить, прятаться… И так оно все и есть. Не со мной.
Все дальше эта крохотная квартирка Мороса, где пили и спали. Говорили о чем-то, встречались, любили, дрались, презирали, грелись, мылись, признавались. Жили.
Мне так хочется достать из коробки эти письма, альбомы. Нет. Дома. Все лягут спать, и я достану…
– Варь, здесь направо?
– Да.
– Мороженого хочешь?
– Нет. Хотя… Давай.
Мы тормозим у входа в парк. Паша покупает мне эскимо.
– Поеду вечером на дачу.
– Ну и правильно. А мы завтра.
– По пробкам?
– Ага.
Мы болтаем о своем, о детях, о дачах, о столовой в префектуре.
Жарко и тягостно.
По знакомым уже улицам он подвозит меня к дому.
* * *
Я не сотрудник префектуры, работаю внештатно, не обязана отчитываться, сидеть в присутственной конторе. Кратко обменялись с шефом информацией о квартире.
– Пусто?
– Да, пусто.
Привычно собираю игрушки, разбросанные дочкой в нашей комнате, ее рисунки: дам в широких платьях, сердечки, собачек…
Достаю первую
Альбинони – имеется в виду «Адажио» венецианского композитора эпохи барокко Томазо Джованни Альбинони (1671 – 1751 годы).