Офицер. Слово чести. Владимир Поселягин
обоих свидетелей, отправил их в речку там же, где от других трупов избавлялся, и на бричке вернулся в город, когда уже рассвет готовился вступить в свои права. Успел вовремя. Всё отнёс во двор втихую. Сюда же коней завёл, всех трёх, а бричку подальше отогнал и бросил её.
Я успел помыться, избавился в нужнике от одежды крестьянина, где и утопил её, а поднявшись к себе, вскоре уснул. Ночка та ещё выдалась.
Проснулся я от крика хозяйки дома со двора. Тут же в одном офицерском нательном белье подорвался с кровати, но с «наганом» в руке, и оказался во дворе. Та стояла и тыкала пальцем в лошадей, две сумки и седло, что лежали у крыльца. Естественно, деньги там были, но не все, две тысячи, остальное у меня под матрасом в снятой комнате хранилось, на них у меня имелись совсем другие планы.
Выскочив на двор, я с удивлением осмотрел коней и вещи. К одной из сумок была прикреплена записка. Я покрутил револьвер на пальце, невольно присвистнув. Так крутить револьвер безопасно, под курком была пустая камора. Извинившись за свой вид, я скрылся в доме. Раз опасности мгновенной нет, то нечего в неглиже ходить. Быстро оделся, застегнул портупею, поправил складки френча и, на ходу убирая выпрошенный у соседа по палате «наган» в кобуру, вернулся во двор. Хозяйка, вдова лавочника, уже читала записку.
– Это вам, – сообщила она, протягивая листок.
Подойдя, я быстро пробежался глазами по неровным строкам и демонстративно поднял брови в удивлении. Я знал, что там написано, старший контрабандист в городе писал под мою диктовку:
«Прошу прощения за случившееся, бес попутал. Возвращаю его благородию подпоручику Волкову его вещи и извинения в виде трёх коней и небольшой суммы наличностью, надеюсь, этого хватит для компенсации принесённых неудобств. Аноним».
– Однако, – только и сказал я, с удивлением посмотрев на хозяйку. – Похоже, это те бандиты, которые на меня напали.
Об этом в городе было известно. В лицо-то меня не особо знают, но о случившемся наслышаны. Убрав записку в нагрудный карман, я присел у сумок и, открыв одну, взял саблю, что лежала сверху. Ту самую, наградную, с «клюквой».
– Так это не моя сабля, – с недоумением сообщил я. – Они что, ещё на офицеров нападали?
Дальше изучать я не стал, несмотря на жадное любопытство хозяйки, а, прихватив обе сумки, сообщил, что посмотрю у себя в комнате, оставил седло на месте, а всё остальное отнёс к себе. Хозяйка сообщила, что пока воды коням принесёт, а то они уже маются от жажды. В комнате я сменил сапоги на старые волковские из сумок – они отлично разношены, яловые, – прицепил шашку, свой «наган» убрал в кобуру, документы – в нагрудный карман, и, осмотрев себя, кивнул: выгляжу как надо. Большую часть вещей я оставил в комнате, деньги, две тысячи, вложил в карман, накидал список того, что мне «вернули», и, прихватив одну сумку, вышел во двор. Там на одного коня, что, на мой взгляд, выглядел поплоше, я накинул седло и, вместо отсутствующей уздечки используя небольшой кусок верёвки,