Сорок дней спустя. Алексей Доронин
раздобыть. Она предпочла бы нож или даже шило, понимая, что ослабела и вряд ли сумеет нанести больше одного удара. О том, чтобы разбить ему голову, и речи не было.
– Куда ж ты денешься, когда разденешься… – мурлыкал ненавистный голос. – Любишь играть, да? Ну беги, прячься, так даже веселее. Выхода-то все равно нет.
Уже три дня они играли в прятки. Он водил, она пряталась, стараясь не оставаться подолгу на одном месте. За это время она всего раз позволила себе сомкнуть глаза. Да и какой это был сон? Четыре часа полузабытья в закутке размером со шкаф, когда все тело прислушивается к каждому шороху.
Рано или поздно игра должна была закончиться. Ограниченный завалами и затопленными участками «карман», в который они попали, был достаточно большим, но не настолько, чтоб бесконечно избегать встречи с человеком, который очень хочет тебя найти. Станция с подсобными помещениями да два с половиной километра тоннелей. Да еще множество каморок-сбоек, служебных ходов и тоннельчиков поменьше, ни один из которых не вел к спасению. Там, где раньше было воды по пояс, теперь создавалось обманчивое ощущение твердой поверхности. Но тонкий лед не выдерживал веса человека – а в ледяной воде смерть долго не заставила бы себя ждать.
До поры Настю спасали только темнота да еще то, что ее преследователь знал метро не лучше ее.
Они остались одни. Все остальные были мертвы: кто-то умер давно, еще в первый день, другие недавно. Не без его помощи.
– Цып-цып-цып. Кисонька моя, ты где? Хочу тебя… обнять.
Глумливый голос звучал совсем рядом, казалось, в десяти шагах. Но она знала, что это акустика подземных коридоров издевается над ней. Если б он был так близко, то уже схватил бы ее. Сутки назад он пару раз принимался стучать по трубам: «концерт по заявкам» был слышен в любой точке «кармана».
Нет, он был дальше, за пределами видимости… Хотя видеть она ничего не могла, потому что включить фонарик не согласилась бы за все блага мира.
– Куколка моя, ты где? Хочу к тебе…
Она слушала эти сальности в сотый раз и чувствовала в его словах режущую ухо фальшь. Он прикидывался похотливым животным, а на деле оставался человеком. Только люди сходят с ума. Она догадывалась, что вряд ли нужна ему как женщина и даже ее ценность как мяса не стоит на первом месте. Тут другое. Он просто боялся одиночества, особенно перед лицом смерти.
– Не хочешь, значит? Ну и сиди, сучка… А я перекушу. Они, конечно, не такие свеженькие, как ты, но тоже ничего. Как говорят некрофилы, старый труп лучше новых двух.
Он зашелся в припадке хохота, словно выдал блестящую остроту. Целую минуту эхо металось по коридору, делая его смех похожим на смех клоуна. Ей пора бы привыкнуть, но каждый раз, когда она слышала этот хохот, ее внутренности сжимал спазм.
– Дура… Боишься? Думаешь, я зверь, а? Если бы не я их, они бы нас уже обглодали.
На это ей нечего было сказать. Может, и так, но она скорее умрет, чем проведет еще день рядом с ним.
– А что мне с этими уродами было делать? – снова крикнул он. – Так хоть какая-то польза вышла. Давай пожуй