Россия. Погружение в бездну. Игорь Фроянов
это скачок в развитии социализма, в реализации его сущностных характеристик», – писал Горбачев[259]. Далее он пояснял: «Называя осуществляемые нами меры революционными, мы имеем в виду их глубокий, радикальный, бескомпромиссный характер – то, что они охватывают все общество сверху донизу, от базиса, от отношений собственности до надстройки, все сферы жизни, причем охватывают комплексно, в их целостности»[260].
Связывая перестройку с революцией, или коренным переворотом в жизни общества, Горбачев не мог не знать, что вслед за этим сам собой встанет вопрос о смене общественного строя. О том, что подобная смена предполагалась, свидетельствует случай, о котором рассказывает А. С. Черняев. Это было в 1990 году, когда в узком кругу в Ново-Огареве обсуждалась концепция доклада ХХVIII съезду партии. В ходе обсуждения Горбачев согласился с формулировкой, предложенной Черняевым: «Перестройка – это смена общественной системы». Но при этом добавил: «В рамках социалистического выбора»[261]. Стало быть, в то время, когда люди из ближайшего окружения Горбачева ясно понимали, куда «процесс пошел» и говорили об этом с полной определенностью, он продолжал гримироваться под приверженца социалистического выбора, сохраняя осторожность и конспирацию.
Истинные замыслы нашего «прораба» проглядывают и в его готовности следовать примеру Ленина по части использования в деле революции форм, не свойственных самому социализму[262]. Внешне, казалось бы, тут все благопристойно: припадаем к Ленину. Однако в исторических условиях 80-х – начала 90-х годов использование в «революционной перестройке» форм, не свойственных социализму (т. е. буржуазных), означало не что иное, как разрушение существующей общественной системы и ползучую реставрацию капиталистических отношений. На «ленинскую удочку» Горбачев ловил дурачков из Политбюро и ЦК, причем, надо сказать, очень удачно.
Необходимо упомянуть еще одно выразительное признание Горбачева: «В революционном процессе, как известно, безусловное первенство принадлежит политике. Так и в перестройке. Приоритетное значение имеют меры политического характера…»[263] Отождествление «перестройки» с революцией понадобилось Горбачеву, очевидно, для того, чтобы обосновать свои политические новации, которые, как показало время, вели к резкому ослаблению, можно даже сказать, к параличу государственной власти, что повергло страну в состояние хаоса и разложения, предопределивших ее падение. Поэтому нельзя согласиться с теми исследователями, которые в «приравнивании» генсеком «перестройки» к революции усматривают одно лишь «пропагандистское значение»[264].
В этом «приравнивании» есть, на наш взгляд, совершенно определенный практический смысл, позволивший Горбачеву прибегать к радикальным и губительным для существующей системы мерам, но соответствующим масштабности понятия «революция» и тем самым оправдывающим его действия, которые в ином случае были бы недопустимы. Странно, что сторонники социалистической ориентации
259
Там же. С. 48.
260
Там же. С. 51.
261
Ч е р н я е в А. С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. М., 1993. С. 343.
262
Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 21.
263
Там же. С. 51.
264
Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. В 2 т. М., 1996. Т. 2. С. 616.