8-9-8. Виктория Платова
Страстной недели, скамейка проводит в темной кладовой, среди швабр, ведер и старых игрушек Габриеля. Ее извлекают лишь к приезду бабушки и тетки-Соледад и тщательно протирают. И ставят на обычное место. Габриель терпеть не может скамейку, он не единожды натыкался на нее и обдирал колено. Боль от содранной на колене кожи не то чтобы сильная, но какая-то унизительная. Унизителен и тихий окрик бабушки, стерегущей дверь: ты что здесь забыл? Ну-ка, уходи!..
Ее закрытые глаза – сплошной обман, давно пора привыкнуть к этому.
Ни одна из пришлых женщин не задерживалась за дверью больше двадцати минут, в крайнем случае – получаса, но выходят они оттуда заметно повеселевшими. Просветленными. О слезах никто не вспоминает, на смену им приходит улыбка.
Одна лишь тетка-Соледад не улыбается.
Даже когда женщины с благоговением касаются складок ее нелепого, наглухо застегнутого платья, даже когда они стараются припасть к ее руке. К запястью, обвитому четками. Слова, которые при этом произносятся, не так-то просто расслышать. Но Габриель уверен: это – одни и те же слова, с одинаковым количеством букв, составляющих имя. Не «Соледад», и не «Соледад-спасительница», и не «Соледад-ты-сняла-камень-с-моей-души», как можно было бы предположить, исходя из улыбок и благодарных жестов, —
другое.
Что-то мешает Габриелю уяснить – какое именно. Хотя, при желании, буквы достаточно легко затолкать в слоги – они доносятся до мальчика подобно раскатам далекого грома. А вот и молнии: их мечут открывшиеся, как по волшебству, глаза бабушки: ты что здесь забыл? Ну-ка, уходи!..
Мария-Христина относится к визитам странных женщин с известной долей скептицизма, но до откровенного высмеивания дело не доходило никогда: кто знает, на что способна эта шизофреничка, эта старая дева, лучше не трогать – ни ее, ни ее гостей.
– Зачем все они приходят? – спрашивает Габриель у сестры.
– Сам догадайся, недоумок.
«Догадаться самому» – значит снова включить воображение. А Габриеля хлебом не корми – дай только использовать его на полную катушку. Странных женщин в окружении тетки-Соледад полно, и с каждым днем становится все больше, а недавно Габриель заметил неподалеку от входной двери нескольких нерешительных мужчин – кто они такие? «Носители страшных тайн» – подсказывает воображение, – «ретрансляторы неудобных и гнусных мыслей». Это они немилосердно эксплуатируют составленный из двух половинок сосуд теткиной души. Набрасывают и набрасывают в него, нимало не заботясь о последствиях.
Рано или поздно наслоения тайн и мыслей приблизятся к критической отметке – чем все обернется тогда?
Стеклянная душа Соледад треснет. Расколется.
Вжик. Крак. Фьюить – и нет ее.
На секунду Габриелю становится жаль Соледад, ни разу не давшей себе труда быть справедливой к нему. А в следующее мгновение его окружают Мончо и Начо, Осито и Кинтеро – да-да, венценосный, всесильный, как солнце, Кинтеро!.. То, что Габриель не заметил в их первую встречу, а заметил