Тетради 2019 года. Александр Петрушкин
не взгляни
ты наткнешься на перечни, поручни и следы,
что он вывернул / вывихнул / спутал в корней бинты.
И пульсирует берега лёгкого чешуя
там, где рыба торчит, над собою в чайке привстав,
и из клюва её понемногу сочится пёс,
вспоминая реки, которыми он оброс.
«Человек, как бритва – лягушку…»
Человек, как бритва – лягушку,
разрежет смерть
от подмышек до синевы лобка,
выбирая треск
из [в грудине её
собравшихся] воробьёв,
что тачают из воздуха двери,
в которые он войдёт —
мягкий и тихий,
белый, большой, как шар —
смерть рассмотреть, словно школьник
к линзе её припав,
как снегопад пропадая
[в жирной вдвойне] смоле.
Смерть исчезает, когда ты
идёшь в её животе
и удивлённо видит
то, как скользит коньком
человек с [её] жёлтым, надорванным
[выдохом света] ртом.
«В живой воде, как мёртвый…»
В живой воде, как мёртвый,
прозрачный Бог живёт
и по изнанке бродит,
как паузы окно,
меж светом и прибоем,
весёлый алкоголь
в молчания он носит
мешке. Как перегной
он поспевает всюду
немного помолчать,
быть незаметным, трудным
и лёгким, как печаль
о жизни или смерти,
которых вовсе нет,
где Бог твердит «о, боже»
и слушает ответ,
где паузы живые
внутри его растут,
косноязычье неба
в грай человеков гнут.
Childfree
Труба, как смерть, гудит внутри,
горит метель из человека
и говорят в его вдали
Бог, ангел, срезанное веко.
Труба всё ищет А и Я —
так женщина, на сорок третьем,
вдруг ощущает, что одна
здесь одиночеством согрета.
Внутри её горит дитя,
что, вместо смерти, удалила —
похожее на куст стыда,
который не – проговорила.
Стоит в её степи дыра,
свистит голодная траншея —
и – вырезаны, как змея —
не-бывшие в тьму тянут шею.
«Тронь спицы воздуха и пряжу птиц – полёт…»
Тронь спицы воздуха и пряжу птиц – полёт,
как шарф, они соткут из неба ожиданьем,
где обжигают человека плод
орущий, мокрый. Это бы камланье
листва запомнила б, но не было листвы —
лишь шелест и огонь, и полый ветер,
в котором человека плот несли
невидимые ангельские петли.
Скрипело время в нём сверчком, как ключ,
приподнимался, сквозь лицо Отца, без гнева
похож на ад и рай, и снега