Хоровод воды. Сергей Кузнецов
вот. Василий Мельников, точно, Вася, не Ваня. Я наберу сейчас, а потом уже – ментам.
Только плакать перестану – и позвоню.
Я, наверное, в Донецк теперь уеду. Сереженька вырос, сам на жизнь заработает. Чего мне в Москве делать?
Сейчас вот позвоню. Василий Мельников, Василий Михайлович, значит.
Аллё? Василий Михайлович? Это Оксана, уборщица вашего брата. Знаете, Василий Михайлович, он умер сегодня.
Да, вот так и скажу. Сейчас успокоюсь и позвоню. И потом милицию вызову. А на похороны не пойду, что мне там делать? Смеяться будут – уборщица на похороны пришла. И что я надену? У меня все платья красивые в Донецке остались.
Знаете, зря вы все-таки. Я вам честно скажу: если бы вы не умерли, я бы вам даже забесплатно убирала!
Больше мы ничего не услышим об Оксане из Донецка. На похороны она так и не пошла, да и вообще ее никто ни разу не видел. Только Василий Мельников слышал по телефону южный говор: Это Оксана, уборщица вашего брата. Знаете, Василий Михайлович, он умер сегодня — вот и все.
Остальное мне пришлось сочинять самому.
Конечно, глупо, но мне захотелось, чтобы хоть кто-нибудь оплакал Александра Михайловича Мельникова.
Пусть это будет чужая, незнакомая женщина – пусть поплачет от чистого сердца, без обиды, без вины.
Говорят, неоплаканный покойник – к беде.
5. Альтернативные поминки
Ты хочешь, чтобы я рассказал о себе? Давай лучше я расскажу тебе историю четырех человек, двух братьев и двух сестер, двоюродных и сводных, и заодно – историю наших семей, потому что эта история у нас – общая на всех, так уж перемешались наши семьи, чтобы мы появились на свет.
Мы, четверо: вот я, Саша Мореухов, вот мой брат Никита и моя двоюродная сестра Аня – или сводная, если дядя Саша все-таки был моим отцом. А четвертая – это Анина двоюродная сестра Римма. Бабушка Джамиля хотела, чтобы девочки дружили, а дружбы не получилось – все-таки десять лет разницы, – но все равно: то же поколение, то же время, тот же город. Вот она, Римма Тахтагонова, она ничего не знает о смерти Александра Мельникова, ничего, наверное, не знает ни обо мне, ни о Никите, но я постараюсь не забыть о ней.
А если что – ты мне напомнишь, ладно?
Черные фигуры, припорошенные снегом, черный провал свежевырытой могилы, белые хлопья, летящие с неба…
Похороны, куда так и не пришла Оксана.
Хованское кладбище. 7 февраля 2005 года.
Вот Мореухов стоит, засунув руки в карманы драной куртки, ежится от ветра, плотнее натягивает вязаную шапочку. Чуть сбоку – Аня в черном китайском пуховике поддерживает за локоть Татьяну Тахтагонову, свою маму. Неподалеку в тех же позах – Никита и его отец, Василий Мельников, брат покойного.
Скульптурная композиция, думает Мореухов. Под снегом – словно мраморные. Две мужские фигуры и две женские. Символизируют скорбь. А может, не скорбь, а стыд, раскаяние и вину.
У нас короткая память. Собственную жизнь – и ту вспоминаем с трудом.
На чужие жизни никакой памяти не хватит.
Сто лет для нас – неподъемный срок.
Нельзя