Моя необработанная форма. Ильгар Сафат

      1. БЫЛ ЛИ Я ЧЕЛОВЕКОМ?

      Ближе к вечеру разум вступает в силу. Днем его просто не было. Днем не было ничего. Лишь несколько мгновений солнца, сочащегося сквозь листья чинары, но это не в счет. Нет, если напрячься, то, конечно, можно многое вспомнить. Например, звуки музыки, доносившиеся с улицы. Звуки музыки и шум ветра. Они вместе с солнцем путались в листьях, и это спасало от безумия. Безумием было не отсутствие мысли, а агрессия внешнего мира, отгородиться от которого не помогла даже листва чинары. Музыка вернула меня в ускользающую реальность.

      Да, еще было несколько телефонных звонков, несколько бессмысленных разговоров, но о них и вспоминать не хочется. Ни о чем не хочется вспоминать. Ни о чем. Жизнь остановилась, как локомотив, у которого закончилось топливо. Полная дисфункция. Апатия. Тупик. Нежелание жить. Пустота. Если нет мышления, то какое значение имеет все остальное? Весь день я пролежал в постели, смотрел в окно на покачивающееся от ветра дерево.

      Но едва закатилось солнце и окно стало черным, что-то во мне пробудилось, что-то незначительное, но неизбежное. Вероятно, сознание. Или нечто, напоминающее сознание. Нервы, как нити на пальцах кукловода, натянулись. Я снова стал тем, чем, как мне кажется, был прежде. Человеком. Хочется повторить это слово еще раз, но уже со знаком вопроса. Человеком? Разве я был им когда-нибудь? Человеком! Не уверен. Правда, я в этом не уверен.

      2. ФОТОНЕГАТИВЫ

      Какой я кретин. Несколько лет в сыром подвале я хранил свои фотонегативы. И вот недавно достал их из коробки, дно которой прогнило и кишело червями. Поверхность пленок потрескалась и пошла гнилыми разводами. Кроме того, многолетняя патина делала изображение на кадрах почти неразличимым. Эти негативы следовало бы сдать реставратору, чтобы он спас хотя бы то, что еще можно было спасти. Вместо этого я сунул пленку под кран и с ужасом увидел, что вода попросту смывает с нее все образы. Идиот. Я достаточно быстро сообразил, что происходит, и вытянул ленту целлулоида из-под бьющей струи, но часть негатива была уже уничтожена.

      На пленке был запечатлен я, еще ребенком, вместе с покойной мамой. Мы сидели на камне, на берегу моря, мама меня обнимала за плечи, мы улыбались, и это были, пожалуй, самые счастливые мгновения в моей жизни. Но что развеселило нас в ту минуту, что заставило наши лица светиться счастьем? В руке я держал морскую ракушку, поднес ее к уху, чтобы расслышать убаюкивающий гул моря. Но о чем шептало мне море? О чем лгало? И как это банально – обманутые детские мечты! До слез!

      Все еще только начиналось, все еще было впереди, все только ждало, все казалось возможным. Жизнь – сказка, сон. Упоительный сон. Путешествие, которому не будет конца. Погружение в грезу. И вот теперь эти очень дорогие мне кадры я уничтожил собственными руками. Кретин. Их уже не вернуть, как не вернуть и потерянной жизни.

      Так и с моей личностью. Внутри меня что-то безвозвратно исчезло. Исчезло по моей вине. Стерто. Что-то самое ценное, то, что и есть настоящий я. Осталась лишь грязь. Одна лишь грязь. И ничего, кроме грязи. И ничто меня теперь не отмоет.

      Мне стало неинтересно жить. Тяжело. Тошно. Недавно я хотел было все разом кончить. Мне пришла в голову мысль – лечь спать с открытым газом. Включить конфорку и забыться. Это была бы легкая, не самая мучительная смерть. Жить надоело, но мучиться я тоже устал. Все достало. Все опротивело. Все осточертело. Олдос Хаксли этот вопрос решил просто. ЛСД. Легкая смерть. Бегство интеллектуала. Интеллектуалы – трусы. Интеллект – для трусов. Не знаю, радоваться этому или печалиться, но я даже прикончить себя как следует не смог. Талантливые люди, говорят, талантливы во всем. Так и бездари во всем бездарны. Это про меня. Настроен я был решительно, но для того, чтобы так решительно настроиться, мне пришлось выпить приличную дозу коньяка. Меня разморило, и я уснул, не дойдя до кухни. Рухнул на ковер и вырубился. Ну разве не кретин?

      3. ДЕМОНИЧЕСКАЯ ГОЛОГРАФИЯ

      В последнее время со мною творится что-то неладное. Голоса в голове подстрекают меня разом закончить все эти мучения: выпить таблетки, вскрыть себе вены в ванной, броситься под поезд или выпрыгнуть из окна. Мне хорошо знакомы песни этих демонов, я много лет борюсь с их наваждениями. Это странно, но я не верю голосам, звучащим в моей голове, точно так же как я не верю людям, которых вижу вокруг себя. Все лгут, и все лжет, даже я сам себе лгу, чтобы случайно не признаться в чем-то очень страшном. Одна ложь. Всюду одна ложь.

      Проснулся я ночью, лежа на полу. Почему-то с расстегнутой ширинкой и вывалившимися из нее причиндалами. Замерз. Снилось что-то омерзительное. В затылок скреблись мерзкие насекомые – то ли мадагаскарские тараканы, то ли жужелицы-многоножки. Не помню точно, да это и не важно. Во сне я был уверен, что эти насекомые скребутся злонамеренно, как люди, разумно. Ведь некоторые люди разумны. Хотя где найти таких людей? Я чувствовал, как острые коготки раздирают затылок. Мне стало страшно, что под волосами может потечь кровь и я буду не в силах ее остановить. Кровь начнет литься не переставая, и я захлебнусь в ее липких струях