Каббала. Торнтон Уайлдер
от себя ни на минуту. Вскоре она подойдет к вам и попросит, чтобы вы остались на ночной ужин. Ее ночные ужины знамениты.
– Но я попросту не могу на него остаться. Я пришел к чаю, и меня тут же пригласили на обед. Смешно будет, если я останусь еще и на ночной...
– В Риме ничто не смешно. Вы просто проходите испытание, вот и все. Люди сближаются здесь с великой поспешностью. Это очень увлекательно. Не пытайтесь противиться. Попытаетесь – ничего хорошего не получится. Хотите узнать, как я поняла, что вас выбрали для испытаний? Я вам скажу. Сегодня сюда был приглашен мой жених, а всего за час до обеда ему принесли на дом записку с просьбой прийти в следующую пятницу, а сегодня отправиться в Оперу. Она такие фокусы часто проделывает, и означает это только одно: она нашла новых друзей, которых ей хочется в этот вечер иметь под рукой. Конечно, второе, утешительное, приглашение выглядит всегда гораздо сердечнее и почетнее первого, тем не менее мы на нее рассердились.
– Да уж представляю себе. Простите, что я оказался помехой...
– О, это пустяки, – ответила она. – Витторио сейчас поджидает меня на улице, в машине.
Так все и вышло – когда мы с Блэром подошли к мисс Грие, чтобы проститься, она отвела меня в сторону и с неотразимой страстностью прошептала:
– Возвращайтесь сюда попозже вечером. Я хочу познакомить вас кое с кем из людей, которые будут у меня за поздним ужином. Вы ведь сможете прийти, не правда ли?
Я было запротестовал, но результат получился пугающий.
– Но дорогой мой юноша, – вскричала она. – Я вынуждена просить вас довериться мне. Существует чрезвычайно важное поручение, которое я хочу на вас возложить. Я уже позвонила одной из моих ближайших подруг... Я прошу вас об одолжении, отложите то, что вы запланировали на сегодня. Мы хотим попросить вас об огромной услуге.
Разумеется, я тут же и сдался, больше от изумления, чем из угодливости. Похоже, вся Каббала вознамерилась просить меня об услугах.
– Спасибо, большое вам спасибо. Часов в двенадцать.
Времени было около десяти. Предстояло каким-то образом убить два часа. Мы совсем уже собрались отправиться в Колизей, когда Блэр воскликнул:
– Послушайте, вы не будете против, если я забегу на минутку проведать одного моего друга? Раз я уезжаю во вторник, надо проститься, да и посмотреть, как он. Вам больные не очень противны?
– Нет.
– Он хороший малый, жаль, жить ему осталось недолго. Напечатал в Англии несколько стихотворений, но, сами понимаете, там тысячи таких, как он. Приняли его стихи – хуже некуда. Он, может быть, и вправду хороший поэт, только со словарем у него не все в порядке. Уж больно любит прилагательные.
Мы спустились по ступеням площади Испании и повернули налево. Уже на лестнице дома Блэр остановился и прошептал:
– Забыл вам сказать, за ним ухаживает друг, что-то вроде акварелиста. Они жутко бедны, так что акварели – это единственное их средство добыть денег, чтобы расплатиться с врачом. Надо бы ссудить им немного – у вас сколько с собой?
Набрав сотню лир, мы постучались. Ответа не последовало,