Безмолвные. Оксана Глазнева
В хату вас не зовем, а тут лучше, не страшно. Я с вами побуду, если что – в лес уведу. А как вас звать?
– Александра.
– А меня Тарасом. А сестры у меня: Галя, Марфа и Катруся…
Александра жевала жесткий хлеб и смотрела на мальчика. Тонкий, ершистый, весь в царапинках и пятнышках синяков, как все мальчики его возраста. Волосы русые до плеч, длинная челка так и норовит заглянуть в карие глаза. Весенний ветер коснулся волос мальчика, сдувая челку в сторону, и Александра перестала жевать. На лбу выступали ровные рубцы недавнего ожога – клеймо господина Адденса. Александра сразу узнала вычурную букву «А», обрамленную виноградными листьями.
Мальчик заметил ее взгляд и поспешно пригладил челку, пряча тавро под волосами.
– Сколько тебе лет? – спросила Александра.
– Одиннадцать, – ответил мальчик.
– Разве клеймят так рано?
Он пожал плечами.
– В Масловке, что на той стороне реки, в десять ставят, – он презрительно хмыкнул. – Ходят потом важные. Дескать, их масловские крепче наших кротких, вот им и ставят печать на год раньше. Только врут! – Мальчик оживился, заулыбался во весь рот. – Ох, мы им и наваляли на той неделе! Еле они ноги унесли!..
Она улыбалась, слушая его щебет, но ей было не до смеха. В монастыре Александра не видела детей. Десять лет назад тавро ставили лишь четырнадцатилетним, когда девушки входили в возраст невест. Неужели мир так сильно изменился, что маги клеймят детей?! В десять лет, чтобы матери не успели спрятать их в лесу, и на лбу, чтобы не срезали клеймо!
Она посмотрела на полустертый лик бога на стене.
«Если и вас нет, то как жить дальше?!»
Бог молчал. Ветерок спокойно перебирал волосы Тараса.
Кай выжил.
Он пришел в себя на полу в узком помещении, отгороженном от остального трюма досками. Здесь было холодно, воняло мочой и гнилыми ранами. Ребра треснули, потому что от каждого глубокого вдоха тело сжимала боль. Глаза заплыли, он ничего не видел. Кай снял рубаху, туго обмотал ею ребра и лег на пол.
Первые дни Кай не замечал ни холода, ни жажды. Спал. Кормили его дважды в день пресной кашей и ломтем темного хлеба. Разбитые кулаки гноились, болели ребра, почки. Он потерял три передних зуба, так что каша пришлась кстати. Но зато он выспался.
Смену дня и ночи он угадывал по охранникам. Утром они были заспанные, злые. Всегда по двое. Они совали ему жестяную тарелку с кашей и спешили покинуть вонючую камеру. Вечером надсмотрщики добрели. Почти всегда появлялись пьяные. Если бы Кай захотел сбежать, лучшего времени не найти, но он не собирался бежать.
Ему некуда было идти.
Корабль начал снижаться рано утром восьмого дня. Ощущение, что он падает, пусть и плавно, Каю не понравилось. Потом ударило в днище – корабль опустился на воду.
На обед принесли сухари и воду. Есть Кай не стал. Его мутило от нескончаемого движения корабля вверх и вниз, болели воспаленные десны, пропуская сквозь себя новые зубы. Белый камешек клыка уже прорезал