Безмолвные. Оксана Глазнева
Давайте оставаться мужчинами!
Новобранцев расселили по трем избам. Кай остался под присмотром сотника Коршуна. Он с досадой понял, что остается в сотне с Лукой и Рыжим, да выбирать не приходилось. Главным над ними поставили десятника Данилу Лютого. Высокий, тощий, с мягкими чертами лица, яркими губами и вечно сонным взглядом, он не внушал страха, но скоро все убедились, что прозвище он оправдывает. Данила обладал вспыльчивым характером и таким зычным голосом, что пробирал до костей:
– Построились, вашу мать!
Вновь прибывших согнали в баню, принесли мыло и чистую одежду. Все полезли смывать с себя недельную грязь. Кай мылся в стороне от остальных, чтобы не светить ровный рубец на месте, где должна быть свежая рана. Лука громко шутил о его «девичьей скромности» и «маленьком хозяйстве», но Кай пропускал шутки мимо ушей.
После бани, уже на закате, всех вновь выстроили на площади. Принесли из ближайших домов углей, рассыпали ровной длинной полосой в пять саженей.
– Есть у нас старая традиция, – объяснил Коршун под смешки остальных сотников. – Мы проверяем новичков на прочность. Ну что? Кто смелый?
Все молчали.
– Может, лучше ты, дядь? – крикнул из толпы Тид.
Несколько человек нервно рассмеялись. Угли вспыхивали, разгорались, пахло дымом, от угля шел такой жар, что сотники отодвигались дальше.
Кай не считал себя самым смелым, но ему было интересно. Он вышел вперед, не глядя на остальных, разулся и встал на угли. Он сделал шаг, второй. Пятки обожгло, но отступать было поздно. Под хохот старшин Кай добежал до конца. Ему плеснули на ноги воды, а Коршун сунул в руки флягу. Сивуха оказалась такой крепкой, что у Кая на глазах выступили слезы.
Вторым пошел Рыжий. Третьим – Лука. За ними потянулись остальные.
Затем все пили и ели прямо в одной из сотенных изб за сдвинутыми столами. За окнами стемнело, затихал пьяный говор, люди засыпали от усталости после долгого перехода и сивухи. Вечер вот-вот должен был окончиться, но тут Рыжий вздрогнул от дремоты, тряхнул лохматой головой и неожиданно запел:
В том краю, где ночь длится почти круглый год,
Где луна онемела от стужи,
Под горой благородные витязи спят.
Безмятежны их светлые души…
Лютый встрепенулся, просыпаясь, посмотрел пьяным взглядом.
– Тише! – попросил он. Просто, без приказов и чинов. – Тише, Юрген!
Но песню подхватил Лука. Голос у него был зычный, полнокровный. Плыла над столами песня, тяжелая от пьяной тоски:
И не тронет их время, не тронет их зло,
Неподвластны ни чарам, ни боли
Спят великие витязи, спит их король
Из пепла, железа и соли.
Спит великий король, нерушим его сон,
Лишь дрожат золотые ресницы.
В людях гордость уснула, отвага и честь…
Только магам-злодеям не спится.
Люди вокруг просыпались. Бывалые воины и новобранцы,