Елизавета Вальмон (сборник). Александр Власов

      Твой первый грех умножится пудово

      Потомками колена твоего.

      Но первый плод от яблони запретной

      Вручила мне фактически жена,

      А дал её мне ты рукой нетщетной,

      Даятелю присвоится вина.

      Без помощи свихнуться мне б

                                                едва ли —

      Везде твои незримые персты.

      Не властен я, как ты,

                                     вперяться в дали

      И сетовать отчаянно, как ты.

      Вовек Отцу мои да внемлют уши,

      Но внемлют и другому без конца:

      Какая-то гнильца во сласть

                                              у груши —

      И нам идёт отдельная гнильца.

      Гнильца в само гниение стремится.

      Кто выстоит у гибельной черты?

      Не выстоит и полностью растлится

      Приверженец естественной тщеты.

      Способный же на творческое дело

      Всегда ведёт опасное житьё.

      Потребно здесь единое всецело:

      Пропорцию найдя, беречь её.

      Ну вот, уже ты мыслишь утончённо,

      Как ангелы, что полнят облака,

      А завтра всё поймёшь определённо

      Для бытности, не гаснущей века.

      Придётся вас отсюда вон отправить,

      А возле врат охранника поставить.

      Уж ежели в эдеме взялся Змей

      На наш афронт и наше разложенье,

      Блаженного за руслами лилей

      Не трудится найти воображенье.

      Но всё-таки, живясь его плодом,

      Отнюдь ещё не связываться с адом.

      А что за тишь? О боже,

                                   дальний гром!

      Угроза чуть являющимся взглядам!

      Отечество мы ведали в раю,

      Но страхами томились обиходно,

      Держали речь опасливо свою,

      В безмолвии не думали свободно.

      Любая мысль, играя без ярма,

      Пред истиной была несообразна.

      А подлинно потребный склад ума

      Не мог являть и хлипкого соблазна.

      Своей прямолинейностью бесил

      О музыке не мыслящий родитель.

      А между тем он истинно гласил,

      Единственный всех истин утвердитель.

      И преданность являли мы свою,

      С умом уста вверяя славословью:

      Не раз инакомыслие в раю

      За карами чревато было кровью.

      Мы, жертвуя беспечностью былой,

      Духовное нашли раскрепощенье.

      В учителе под яблоневой мглой

      Наперсника дарует ощущенье.

      Да, всё-таки свобода – высший дар.

      А кажется пока что высшей карой.

      Но,