Сумеречный Взгляд. Дин Кунц
к открытию. К тому же, когда тут простаки, я не выхожу из палатки с непокрытым лицом. Было бы несправедливо, если бы кто-то, кто не желает глазеть на эту рожу, вдруг ее увидел. И потом, я не собираюсь давать этим ублюдкам бесплатное представление.
– Ладно, увидимся, – ответил я, и мой взгляд скользнул обратно к третьему глазу, который вдруг моргнул, как бы подмигивая мне.
Он отошел на пару шагов, ботинки пятидесятого размера выбили из сожженной августовским солнцем земли несколько облачков белой пыли. Затем он обернулся ко мне и после минутного колебания спросил:
– Что тебе нужно от ярмарки, Слим Маккензи?
– То есть… в каком смысле… от этой конкретной ярмарки?
– От жизни вообще.
– Ну… место, где спать.
Вздулись желваки, задвигались челюсти.
– Это у тебя будет.
– Поесть как следует три раза в день.
– И это будет.
– Денег на карманные расходы.
– Этого будет с избытком. Ты молодой, толковый, шустрый. У тебя дела пойдут хорошо. Что еще?
– В смысле… что мне еще нужно?
– Да. Что еще?
Я вздохнул.
– Анонимности.
– А-а. – Он скорчил не то гримасу, не то заговорщицкую улыбку – не так просто было понять, что выражает это искаженное лицо. Рот был чуть приоткрыт, зубы – точно ржавые, потрепанные временем и погодой колья старой изгороди. Он созерцал меня и обдумывал мои слова, собираясь не то расспрашивать дальше, не то дать мне совет. Но он был слишком хорошим балаганщиком, чтобы быть любопытным, поэтому он просто повторил свое «А-а».
– Убежища, – продолжал я, почти надеясь, что он окажется любопытным. Я вдруг задрожал от безумного желания довериться ему, рассказать ему про гоблинов, про дядю Дентона. Вот уже несколько месяцев с того дня, как я убил первого гоблина, чтобы выжить, я требовал от себя неослабевающей устремленности и твердости духа. За все это время я не встретил в своих скитаниях никого, кто, как мне казалось, прошел бы закалку в таком же сильном пламени, как я сам. И сейчас я чувствовал, что Джоэль Так – человек, чье страдание, муки и одиночество были куда острее, чем мои, и длились куда дольше, чем мои. Этот человек мирился с тем, с чем, казалось, невозможно смириться, и делал это с необычайным мужеством и даже изяществом. Наконец я встретил кого-то, кто в состоянии понять, каково это – постоянно жить как в кошмарном сне, не зная ни минуты отдыха. Несмотря на чудовищное лицо, в его облике было что-то отеческое, и мне страстно захотелось прижаться к нему, дать наконец пролиться слезам, после того как я их так долго сдерживал, и рассказать ему о дьявольских созданиях, бродящих по земле, которых никто не видит. Но моим самым ценным даром был самоконтроль, а подозрительность уже не раз оказывалась наиболее полезным для выживания качеством, и я не мог так просто отбросить и то, и другое. Поэтому я повторил:
– Убежища.
– Убежища, – откликнулся он. – Надеюсь, ты найдешь и это. В самом деле надеюсь, что