Здесь стреляют только в спину. Сергей Зверев
Боголюбов. – Не надейтесь. Мы видели вертушку – далеко, но видели. Усольцеву не померещилось. Если она пропала из вида, значит, куда-то села. Мы вошли в зону от Медвежьего кряжа до Хананги. До места предполагаемой катастрофы – верст пятнадцать. Все элементарно, коллеги, – спасательная экспедиция работает, она не может не работать. Будем молиться, что самолет еще не нашли, – тогда нас заметят. Костры разведем, сигналить будем...
– Минутку, командир, – перебил Липкин, – давайте рассуждать. Рейс до Мирного накрылся в воскресенье. Истерика понятна – груз секретный и определенным лицам нужен позарез. Формируют с бора по сосенке группу – уж извиняйте, командир, из разного сброда, кто под руку попался, – сажают на аварийную рухлядь и бросают незнамо куда. Ищите, спасатели. Внезапно связь с ними обрывается. Ждут час, ждут ночь – бесполезно. Группа майора Боголюбова на связь не выходит. Стало быть, гибнет. Наступает понедельник. Истерика достигает накала. Я убежден: на поиски самолета бросают лучшие спасательные отряды, дислоцирующиеся в Западной Якутии. Режим «кулуарности» смягчают – все равно при каждой группе имеются представители спецслужб. Район поисков обширен, но и силы немалые. Ищут понедельник, ищут вторник – разве недостаточно, чтобы найти? Я не знаю, командир, какой вертолет видел Усольцев, но считаю высокой вероятность того, что груз уже доставлен по адресу, а поисковики сидят на базах и кушают водочку. Ищут ли нас? Ну конечно, ищут, но где? И какими силами? От базы до Хананги... сами знаете. Что мы будем делать, когда кончатся патроны и репеллент? Куда идти? Мы, знаете, немного не здешние...
Липкин замолчал, уставившись широко открытыми глазами в костер.
– Умный мальчик, далеко пойдет, – еле слышно пробормотала Невзгода.
Боголюбов пару минут безмолвствовал. Потом внимательно посмотрел на каждого. Когда он встретился взглядом со мной, в его глазах мелькнуло что-то бесовское. Или клочок бересты вспыхнул в костре, а в глазах отразилось? Я почувствовала дурноту.
– А вот по этому вопросу я хотел бы перетереть с одним из вас. Полагаю, у него найдутся ответы.
– С кем? – машинально спросила я.
Командир не ответил. На меня он уже не смотрел, избавив от ноющего защемления в затылке; таращился в костер, видимо, стараясь в глубине пламени отыскать связующую нить.
Он что-то знает, сообразила я. Еще один темнила.
Воцарилось молчание. Я осторожно повернула голову. По глиняным откосам оврага плясали блики костра, выстреливали искры, отливали щетины. Горящие зеленью глаза Невзгоды сделались кошачьими: зрачки сузились в вертикальные щелки. А высоко над деревьями опять собирались «стада Аполлона», медленно смещаясь против ветра. По приметам – к дождю.
Несмотря на дикую усталость, я спала беспокойно. Чесалась немытая голова. Пропотевшее тело, не привыкшее ходить грязным, подавало возмущенные сигналы. Зудели синяки и царапины. Подъем был жестким – как кастетом по макушке. Борька Липкин сдернул «молнию» с моего спальника, гаркнул в ухо:
– Дашок,