Параллельщики. Татьяна Буглак
архива вышел Павел Иванович, отвечавший за открытую часть документации. – Вы тоже долго амазонкой были, а за вами весь институт бегал. Приглашаю вас, дамы и девицы, на чай – уже вскипел.
Павел Иванович галантно указал на дверь своего архива, где мы обычно чаевничали, и улыбнулся. Он тоже был единственным и неповторимым, как и все сотрудники конторы. Невысокий, очень немолодой – хорошо за семьдесят, – он выглядел, словно пришел из другого времени: неизменный берет, светло-серая, в тончайшую полоску, рубашка, обязательная вязаная безрукавка с узором из ромбов, идеально отглаженные брюки и немного стоптанные – ему так было удобнее – ортопедические ботинки. И снова не стоило обманываться: забавный вид профессора – божий одуванчик соответствовал реальности не больше, чем Маргарита Васильевна – традиционной библиотекарше. Причем дважды не соответствовал. Во-первых, Павел Иванович был капитаном в отставке, перешедшим работать в секретный институт еще в конце семидесятых и уже там защитившим докторскую (кандидатскую он защитил в армии). Отличный физик, в девяностых он, к сожалению, не смог освоить быстро менявшуюся вычислительную технику, и верхом его возможностей стал электронный каталог. Такое бывает, особенно когда человек десять лет не работает по специальности. Но это совсем не означало, что Павел Иванович «сдал позиции», просто он перешел на более спокойные «рубежи», фактически являясь соавтором многих работ наших физиков. Второе несоответствие вида и реальности: от рождения светловолосый и голубоглазый, с идеальной дикцией и русским именем-отчеством, был он чистокровным евреем самой лучшей «разновидности» – веселым, никогда не опускающим руки, честнейшим бессребреником и добрейшим человеком. Я до этого, так получилось, с евреями не сталкивалась, и первое знакомство с их представителем меня порадовало.
В закутке «открытого» архива на самом деле все уже было готово для чаепития: электрический самовар пыхтел паром, в вазочке высилась горка из нескольких видов печенья, на столе стояла коробка конфет, в «хохломской» сахарнице искрился рассыпчатый сахар (ни Мара, ни Павел Иванович не признавали кускового: «нельзя взять столько, сколько нужно: или несладко, или переслащено»), посверкивали позолотой фарфоровые чашки и блюдца. Роскошь такого чаепития до сих пор казалась мне непривычной: всюду, где мне приходилось работать, люди обычно пользовались дешевыми кружками, а об остальных предметах сервировки и не вспоминали; только на кафедре института, в котором я училась, преподаватели устраивали подобные застолья, но далеко не каждый день. Павел же Иванович как старший из нас давно ввел эту традицию, и к нему на чай заскакивали и руководители отделов, и Петр Анатольевич.
– Прошу вас. – Павел Иванович придвинул стул сначала Маргарите Васильевне, потом мне и лишь затем сел сам. Дальше была уже моя работа – аккуратно и красиво разлить по чашкам чай.
Пока я возилась с напитком, Мара продолжала несколько наигранно возмущаться