Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде. Дарья Златопольская
ведь во все времена существуют некие манки, которые, как кажется, принесут счастье и удовлетворение. В советское время это была трехкомнатная квартира на Ленинском проспекте или шубка из Восточной Германии. Сегодня – бриллианты и дача в Ницце. Но в любой великой книге и в великой картине мы видим, что это все не дает удовлетворения и счастья.
Ну вы понимаете, жизнь-то одна. Вы совершенно правы: например, если ты в детстве читаешь русские сказки и Андерсена, то там тебе просто вдалбливают одну, как может показаться, спорную мысль: девушка могла стать богатой и успешной, а выбрала любовь и рай в шалаше. Все это кажется наивным и примитивным, но, если с детства у тебя это в подкорке лежит, ты не делаешь массы ошибок, когда вырастешь. Во всяком случае, можешь не сделать. А если ты этого не знаешь, ты каким-нибудь нехорошим путем заработаешь эту трехкомнатную квартиру и эту шубу, а к старости поймешь, что был не прав, – но жизнь твоя уже прошла. Поэтому так важно искусство, о котором мы говорим. Если общество это знает, то, может быть, какие-то ошибки оно не совершит.
Мне кажется, к сожалению, искусство ни о чем не может предупредить. Человек в искусстве находит только то, что он уже готов воспринять.
Оно не может предупредить. Был такой, уже забытый, слой людей в России 1960–1970-х годов, который назывался интеллигенцией. Кто это такие? Это были разные люди, хорошие и плохие, более честные и менее честные, но у них была одна этическая норма. Ее трудно назвать одним словом, но она сложилась из того, о чем мы с вами говорим: из этих всех моральных ценностей. Человек, делая подлость, знал и понимал, что он делает подлость. Он знал, что к нему будут относиться с брезгливостью, и он знал, что деньги – это еще не все. Конечно, хорошо, когда они есть, но не стоит продаваться.
Сегодня этого слоя нет, но если в стране есть слой, который такие вещи знает и чувствует, то это очень много.
Когда я делал картину «Вор», для меня была важна не просто атмосфера мира, который был связан с моим детством, не только взаимоотношения этих трех людей – вора, мальчика и мамы, – но еще одна вещь. Я в своем детстве очень часто видел, что дети, которыми матери совершенно не занимались, которых часто били, обожали своих матерей. В этом была какая-то страшная, с трещиной, преувеличенная любовь. И я всегда думал, что интеллигенция, которую достаточно били всегда, относилась к России именно так. Как к жесткой равнодушной маме, которую ты обожаешь. Настоящий патриотизм был всегда таким: трагическая любовь к России наперекор всему.
В таком случае у вас в картине «Вор» получилась удивительная метафора. Потому что главная героиня прекрасна в своей любви. Это настоящая женщина, которая любит и отдает себя в одностороннем порядке. И если это метафора России, то не случайно же родина – мать, есть в России что-то очень материнское.
Она умеет и способна любить.
Эта любовь может быть не направлена на нас лично, но, наверное, мы, как дети, припадаем к тому, кто способен к самоотдаче.
Конечно, и это тоже. И без этого невозможно, вы совершенно