Мифы Ктулху. Говард Филлипс Лавкрафт
отличаются от наших. Дезинтеграция – совершенно безболезненный процесс, уверяю тебя, но я хочу, чтобы ты их увидел. Я видел их мельком, но я знаю, где положить предел. А тебе любопытно это зрелище? Я всегда знал: нет, ты не ученый. Что, дрожишь? Дрожишь от нетерпения увидеть сущности из потустороннего мира, которые я открыл? Тогда почему ты застыл на месте? Притомился? Ну, ладно, не беспокойся, мой друг, они уже направляются сюда… Смотри, смотри, будь ты проклят, они над твоим левым плечом.
Мой рассказ подходит к концу, но, возможно, вы знаете развязку из полицейской хроники в газетах. Полицейские услышали выстрел в старом особняке Тиллингхаста, и обнаружили там нас обоих. Тиллингхаст был мертв, я – без сознания. Они арестовали меня, потому что я держал в руке пистолет, но через три часа освободили, установив, что Тиллингхаст скончался от апоплексического удара. Я же стрелял в смертоносную машину, и теперь она валялась, разбитая, на полу в лаборатории. В своих показаниях я многое утаил, опасаясь, что следователь все равно мне не поверит. Исходя из моих уклончивых ответов, медицинский эксперт заключил, что меня загипнотизировал мстительный, одержимый мыслями об убийстве маньяк.
Мне бы так хотелось поверить доктору. Если бы я мог отбросить навязчивые мысли про воздух вокруг меня, про небо над головой, моя расшатанная нервная система восстановилась бы очень быстро. А теперь я нигде не чувствую себя в одиночестве, нигде не нахожу покоя, и вместе с усталостью холодком по спине закрадывается в душу отвратительный страх, что меня преследуют. А поверить доктору мешает один простенький факт – полиция так и не обнаружила тела слуг, убийцей которых признали Крофорда Тиллингхаста.
Картина в доме
Любители ужасов часто посещают необычные удаленные места. Катакомбы Птолемеев, высеченные из камня мавзолеи в средоточениях ужасов, будто для них созданы. Они поднимаются при лунном свете в башни полуразрушенных рейнских замков, спускаются с дрожью в коленках по черным, опутанным паутиной ступенькам в подземелья под руинами забытых городов Азии. Их храмы – заколдованный лес с призраками, одинокая гора, они слоняются возле мрачных валунов на необитаемых островах. Но истинные эпикурейцы ужасов, для которых неизведанная дрожь от невообразимого ужаса – конечная цель и смысл бытия, больше всего ценят старые заброшенные фермы в лесной глуши Новой Англии, ибо там темная сила, одиночество, абсурд и невежество сочетаются таинственными узами, достигая совершенства в отвратительном и ужасном.
Самое страшное кроется в убогих некрашеных домишках, притулившихся на сыром склоне холмов, прилегающих к скале. Так они и стоят два столетия или больше, прижавшись, притулившись, прилегая к чему-нибудь, и тем временем их оплетает дикий виноград, окружают деревья. Домишки почти незаметны в своевольном буйстве зелени, в осеняющей их тени. Их оконца тупо таращатся на мир, будто моргают, оцепенев от небытия, отгоняющего безумие, притупляющего в памяти жуткие события.
В