Счастливчики. Хулио Кортасар

      – Да и возможность пригласить меня.

      – Вот именно. И узнать, излечивает ли морской воздух и экзотические портовые города от любовного недуга.

      – Как-никак, а лучше люминала, – проговорила Паула, глядя на него. Рауль тоже посмотрел на нее. Так они и смотрели друг на друга некоторое время, чуть ли не с вызовом.

      – Ладно, – сказал Рауль, – хватит глупостей. Ты мне обещала.

      – Ясное дело, – сказала Паула.

      – Ты всегда говоришь «ясное дело», когда оно как раз самое что ни на есть темное.

      – Обрати внимание. Я сказала: как-никак, а лучше люминала.

      – Идет, on laisse tomber[9].

      – Ясное дело, – повторила Паула. – Не сердись, милый. Я тебе очень благодарна, правда. Ты меня берешь с собой и вытаскиваешь из такого болота, пусть даже при этом гибнет моя и без того невысокая репутация. Право же, Рауль, я верю, что путешествие пойдет мне на пользу. Особенно если вляпаемся в какую-нибудь дурацкую историю. Вот смеху-то будет.

      – Как бы ни обернулось, а разнообразие, – сказал Рауль. – Мне немножко поднадоело проектировать виллы для таких, как твое или мое семейство. Понимаю, что нашел довольно глупое решение и даже не решение, а просто отсрочку. В конце концов мы приплывем сюда же, и все снова будет в точности как прежде. Но может быть, чуть-чуть не точно так, как прежде.

      – Одного не могу понять – почему ты не пригласил с собой какого-нибудь друга, кто тебе более близок, чем я.

      – Возможно, именно поэтому, миледи. Чтобы эта близость не продолжала связывать меня с великой южной столицей. Не говоря уж о том, что близость, сама знаешь…

      – По-моему, – сказала Паула, глядя ему в глаза, – ты просто потрясающий.

      – Благодарю. Это, конечно, не совсем так, но ты помогаешь мне таким казаться.

      – Я верю, что путешествие будет очень интересным.

      – Очень.

      Паула глубоко вздохнула. Внезапно – как будто ощутила что-то вроде счастья.

      – Ты захватил таблетки от качки?

      Но Рауль смотрел на шумную молодежную компанию.

      – Боже, – сказал он. – Похоже, один собирается петь.

      Пользуясь тем, что завязался диалог между матерью и сыном, Персио думает, оглядывает все вокруг себя, и ко всему, что видит вокруг, прилагает логос, или из логоса извлекает нить, в глубинной сути ищет тончайший хрупкий след к зримому, которое должно было бы – именно этого он хочет – открыть ему ход к синтезу. Без труда отсекает Персио второстепенные фигуры от центральных, действующих, рассчитывает и собирает воедино значащие элементы, проникает внутрь окружающих обстоятельств и перепахивает их вдоль и поперек, расчленяет и анализирует, отделяет и кладет на весы. И то, что он видит вокруг, обретает объем, который способен бросить в пот, породить видения, не имеющие никакого отношения к галлюцинациям, населенным тиграми и жесткокрылыми насекомыми, способен породить пыл, что преследует свою жертву неотступно, но без обезьяньих прыжков и лебединой эхолалии. Уже за пределами кафе остались статисты, наблюдающие