По ту сторону неоновых огней. Иван Александрович Толмачев
не к месту, тебе не кажется? – ответил Миша и, помолчав некоторое время, добавил: – Город сильно изменился. Это заметно. Но вряд ли можно по-настоящему скучать по этой дыре.
– Ох, посмотрите на него! Приехал тут сэр из самого Лондона!
– Сам бы хоть раз в жизни выехал из своего болота и посмотрел, как нормальные города выглядят.
– Мне и здесь вполне отлично, – процедил Иракли сквозь зубы.
– Оно и видно. То-то ты на этом убитом японском дерьме ездишь, да ещё и праворульном. В леворульной стране. Самому-то не стыдно?
– Ой, ну простите, что мы тут в деньгах не купаемся!
– А для этого и не нужно в них купаться. Надо просто жить как нормальные люди.
Сказав это, Миша про себя чертыхнулся и закусил язык. Ещё в самолёте, предвидя конфликты, он пообещал себе, что постарается себя контролировать и не ссориться с братом. Всё-таки он приехал только на пару дней, на похороны отца, поэтому можно перетерпеть и потом просто улететь домой, забыв это всё как страшный сон. Но, судя по всему, он задел Иракли за живое:
– Нормальные? Ха! – Иракли явно начал заводиться. – Интересно! Это кто же нормальный? Те, кто себе такие бороды модные делают? Или штаны такие узенькие носят? Там мужики-то ещё хоть остались? А то вырядятся, тьфу.
– Можно подумать, тут не носят. И не «выряжаются».
– Ну так у ваших и насмотрелись! Смотреть на вас тошно.
– А ты не смотри, раз тошно.
– Да глаза бы мои тебя не видели.
Миша повернулся к брату и зло посмотрел на него в упор. Волна негодования начала подниматься в груди, но он делал всё, чтобы не дать себе сорваться.
– Слушай, чего ты завёлся? – в сердцах сказал он, глядя на брата. – Я вообще не к тебе приехал. Я прекрасно целых десять лет без тебя и этого города дурацкого обходился, и поверь мне, будь моя воля, ещё бы столько же обошёлся.
Иракли ничего не ответил, а лишь передёрнул плечами. От злости на его лбу проступили вены, и было видно, как они нервно пульсируют, увеличиваясь в размерах. Но продолжать спор он благоразумно не стал.
В небольшой родительской квартире, которая находилась в старом городе, недалеко от подъёмника на гору Мтцаминда, пахло сыростью, старостью и котом. Время здесь как будто остановилось и всё вокруг было ровно так, как помнил Миша. Тугая деревянная дверь, узкий коридор со стройным рядом белоснежных дверей, сине-зелёная гостиная с огромным окном, фиолетовым диваном и невероятных размеров книжным шкафом, маленькая кухонька с бежевыми шкафами и допотопным холодильником и две спальни – родительская и их с братом. К его великой радости, родня не стала следовать глупой, по его мнению, традиции и заносить сюда гроб – обычно принято, чтобы всю неделю до похорон умерший лежал у себя дома в окружении скорбящих родственников. Но Иракли, при всей его консервативности, любви к подобным мероприятиям не питал.
«М-да, ничего не изменилось», – подумал Миша, пройдя по всем комнатам, ещё сохранившим