Карагач. Очаровательная блудница. Сергей Алексеев
вещица! – вспомнил Рассохин.
– Правда? – оживилась она. – Какая?
Стас открыл нижний шкафчик стеллажа с коллекцией минералов и вынул расческу.
– Вот… Даже с остатками ее волос.
Лиза бережно рассмотрела незамысловатый гребень, потрогала волоски, оставшиеся между зубьев, приложила к щеке.
– Можно, я возьму себе?
– Конечно!
Лиза завернула расческу в носовой платок и убрала в сумочку.
– Все хочу спросить, вы так выглядите… Приняла за сына! – Она рассмеялась. – Я-то представляла вас таким седовласым, зрелым… Знаете секрет молодости? Или образ жизни, диета?
Тема его внешности всегда смущала и даже злила Рассохина – возможно потому, что была как-то связана с его прошлым, трагическими обстоятельствами, однако была излюбленной для всех друзей и знакомых, особенно женщин.
– Ничего я не знаю, – проворчал Рассохин. – Выпиваю, курю, трусцой не бегаю…
Она услышала нежелание обсуждать это и вернулась к воспоминаниям о матери:
– Вы были взрослым и, наверное, запомнили ее образ иным, чем, например, я в пятилетнем возрасте. Какая она была? Мне все интересно.
– Она по утрам сильно чихала! – вспомнил Стас. – С таким вскриком!..
– Это я помню. Отчего?
– Кажется, говорила, от резкого перепада температур. Кстати, она была моржихой и купалась в проруби на Стрелке.
– И это помню, несколько раз брала с собой, закаляла… А мама говорила обо мне? Ну, вспоминала меня?
– Вспоминала, как вы вместе наблюдали за птицами. У вас на даче ласточки вили гнезда… И обещала рассказать историю про зимующую ласточку.
– И не успела?
– Не успела.
– Хотите, расскажу? – Лиза оживилась, глаза заблестели. – Это я помню! У нас на даче было гнездо, а там пять птенцов. Маляр красил потолок и одному ласточенку случайно выкрасил белилами спинку. Когда они выросли и улетели на юг, крашеная ласточка осталась. Наверное, с таким пятном ее в стаю не принимали… Эта меченая птица прожила у нас всю зиму. Мы ездили два раза в неделю и топили печь, чтобы не замерзла. Еще специально гноили лук. Это чтобы в воздухе летала луковая мушка. Да, разводили моль в старой шубе! Но она никак не разводилась. Ласточка стала совсем ручная и о стекла не билась, понимала. А как радовалась, когда мы с мамой приезжали, и зимой пела, как летом! На улице мороз, а она сядет на провод от лампочки и щебечет!.. Весной мы открыли ей окно, чтоб могла залетать в дом. Она залетала и однажды привела с собой ласта. Красавец такой, во фраке, и тоже будто ручной. И они начали лепить себе гнездо прямо над обеденным столом, представляете? Когда мы уезжали, то оставляли открытой форточку…
Лиза вдруг всхлипнула и замолчала.
– Чем же это закончилось? – выждав долгую паузу, спросил Рассохин.
Гостья глубоко вздохнула и улыбнулась сквозь слезы.
– На дачу без нас приехала бабушка, которая потом меня воспитала… Увидела, что весь стол и стена в птичьем дерьме. А она у меня всю жизнь преподавала эстетику