Когда море стало серебряным. Грейс Лин
Чёрной Черепахи Зимы. Ноги этого младшего братишки превратились в горы, на которых держится небосвод. Представь, насколько же сильна сама Чёрная Черепаха! Может ли кто-то заставить её что-то сделать, спрашиваешь ты? Разве что кто-то непобедимый.
– А почему мы никогда не видим Чёрную Черепаху? – спросила Пиньмэй. – Если она такая большая, разве можно её не заметить?
– Чёрная Черепаха приносит зиму, так же как Лазурный Дракон приносит весну, – сказала Ама. – Для этой работы выбирают только самых благородных животных.
– И они становятся невидимыми? – спросила Пиньмэй.
– Да, – ответила Ама таким необычным тоном, что Пиньмэй подняла на неё взгляд.
– Ама, – спросила она, – откуда ты знаешь?
– Да так, – ответила Ама, – от одного друга.
Она приподняла крышку над котелком с рисом, и густое облако пара окутало её лицо.
– Ама, но ведь это просто сказки? – спросила Пиньмэй. – Гигантская черепаха, богиня Нюйва – их ведь на самом деле не было?
Ама зачерпнула ложкой рис, положила в простую, нерасписную миску и протянула Пиньмэй. Рисинки в тёмной миске сияли, как горка жемчужин.
– Говорят, когда мы видим радугу, на самом деле это мы видим Нюйву с разноцветными камнями, которыми она заткнула дыры в небосводе, – сказала Ама и широко улыбнулась, отчего её щёки сделались морщинистыми, как персиковая косточка. – А уж верить ли в это, как и в другие мои истории, – решать тебе.
Глава 3
– Проснись, Пиньмэй! Вставай!
Глаза девочки открылись сами собой – и даже не потому, что её трясли за плечи, а из-за того, что голос Амы был таким тревожным и настойчивым. Лица Амы во тьме видно не было, только контур щеки светился над Пиньмэй тоненьким серпиком, как луна на ущербе.
– Идём, быстро!
– Ама, что…
– Ш-ш-ш! – прошептала Ама еле слышно, но властно. Она подняла Пиньмэй и повлекла за собой. – Ни слова! Скорее!
Тьма в доме была плотной и гладкой, как лакированное дерево. Интересно, почему Ама не зажгла фонарь? Пиньмэй молча плелась за Амой в чулан, сквозняк кусал её за ноги.
Однако её босые ноги, хорошо знакомые с горой, ощущали не только холод, но и кое-что ещё. Лёгкое ритмичное подрагивание – как будто сама земля дрожит от страха. Внезапно Пиньмэй поняла, почему Ама не взяла с собой фонарь. К ним кто-то приближался.
– Сюда! – сказала Ама, подталкивая Пиньмэй к огромному сосуду с широким горлом.
– Лезть в старый ган?! – удивилась Пиньмэй.
В этой гигантской глиняной посудине когда-то хранили вино, но теперь она, пустая и потрескавшаяся, стояла в чулане – у Амы просто не хватало сил её оттуда вытащить.
– Он нам сейчас пригодится, – сказала Ама, подсаживая Пиньмэй. – Как и твоя незаметность. Настало время воспользоваться твоим умением молчать, Пиньмэй.
– Ама, но что всё это…
– Значит, гора не преградила им путь, – сказала Ама, скорее себе, чем внучке. – Может, их чересчур много, а может, она