Сеть Алисы. Кейт Куинн
не похожи на недоумка, – сказал Борделон. – Ущербная речь вовсе не признак ущербных мозгов.
Жизнь ее была бы гораздо легче, если б все другие разделяли это мнение, но не дай бог, чтобы Борделон в нем утвердился. Надо, чтобы он счел меня полной дурой, – занервничала Эва. Она изготовилась щедрыми мазками живописать образ недалекой девицы. Коль заикание не возымело эффект, попробуем другую краску. Эва приспустила ресницы, закутавшись в смущение, точно в одеяло.
– Я не понимаю, мсье.
– Посмотрите на меня.
Эва сглотнула и подняла взгляд. Глаза ее собеседника были неопределимого цвета и как будто вообще не моргали.
– Вы считаете меня предателем, который наживается на общей беде?
Да.
– Идет война, мсье. Каждый делает, что должен.
– Верно. И вы станете делать, что должно? Будете обслуживать немцев? Наших захватчиков?
Эва замерла, почуяв ловушку. Если хозяин заметит в ее глазах огонь, о котором говорила Лили, все пропало. Он не наймет девушку, которая может плюнуть в тарелку, подавая немцу «бёф бургиньон». Но как ответить безошибочно?
– Не лгите мне, – сказал Борделон. – Я вмиг распознаю ложь, мадмуазель. Вам будет тяжко с улыбкой обслуживать моих немецких клиентов?
«Нет» – ответ совершенно нелепый. «Да» – честный, но абсолютно невозможный.
– М-мне тяжко г-голодать, – сказала Эва, намеренно заикаясь. – О прочих тяготах думать некогда, мсье, только об этой. Если вы мне откажете, я не найду другую работу. Никто не возьмет заику. – Эва вспомнила, с каким трудом устроилась в свою лондонскую контору. Работа, где не требуется гладкая речь, большая редкость. Воспоминание наполнило горечью, которую Эва не замедлила проявить: – Мой изъян не позволит мне отвечать на телефонные звонки или обслуживать покупателей в магазине. Но подавать блюда и раскладывать столовое серебро можно м-молча, а уж этим я владею в совершенстве.
Эва постаралась, чтобы в телячьих глазах ее отразилось отчаяние голодной девушки, загнанной в тупик. Борделон ее разглядывал, сложив домиком удивительно длинные пальцы. Эва отметила, что у него нет обручального кольца.
– Ах, какая оплошность с моей стороны, – наконец проговорил Борделон. – Раз вы голодны, я вас покормлю.
Сказано это было небрежно, словно речь шла о блюдце молока для приблудной кошки. Неужели он угощал и других соискательниц? Плохо, если он меня выделил, – подумала Эва, а Борделон уже позвонил в колокольчик и что-то шепнул официанту, явившемуся на зов. Через минуту официант вновь появился с тарелкой, на которой лежал горячий гренок из пшеничной муки (в Лилле давно ставшей невидалью) под расточительно толстым слоем сливочного масла. Эва еще не так оголодала, чтобы вид гренка ее заворожил, а вот Маргарита дошла до края, и оттого пальцы ее, поднесшие хлебный треугольник к губам, дрожали. Однако она не заглотнула его в один присест, а лишь культурно откусила уголок. Пусть Маргарита провинциалка, но не дубина стоеросовая.