Краденое счастье. Ульяна Павловна Соболева
далеко не брендовой, а с рынка, посмотрел на тонкое обручальное кольцо на пальце, и глаза нехорошо сверкнули. Как будто это кольцо чем-то его разозлило. – Такая, как ты, явно нуждается в деньгах.
Смотрит свысока с чуть презрительной складкой в уголке губ. И я ощущаю себя скользким насекомым и нищебродкой в жалкой форме. Ничтожеством. И самое обидное, что так и есть. У меня нет мелочи даже пообедать, и от голода сводит желудок.
– Я сейчас вызову портье, и мы зафиксируем факт воровства. Слышал, ваш хозяин вам за это руки ломает. По крайней мере мне так обещали, когда я ехал в вашу дыру! Обещали дешёвых шлюх, водку, чистоту и никакого воровства!
Шипит сквозь зубы, и он красив даже в гневе. Породист, шикарен и силен. Я чувствую всем существом его мускулистое голое тело в одном полотенце. «Воровство», как молотком по затылку, так, чтоб отрезвило. Снова это проклятое воровство! Это слово преследует меня. Я никогда в жизни не взяла чужого.
– Ложь! Я ничего не украла! И не успела бы даже, если бы хотела!
– А ты хотела?
– НЕТ! Я устроилась на работу, я просто убирала. Понятно?
– Мое слово против твоего, – пристально смотрит мне в глаза, – я даже попрошу поприсутствовать при экзекуции.
И на лице отразилось предвкушение пиршеством.
– Вас возбуждают сломанные руки и пальцы?
– Нет, меня возбуждают наказанные сучки, которые зачем-то меня преследуют! Тебе заплатили, чтоб ты что-то взяла из моего бумажника?
– У вас мания преследования? Я даже не знала, кто вы! Я первый день на работе, и мне откровенно на вас плевать!
– Так кто я, а?
В глазах появился маниакальный блеск, страшный, глубокий. Если бы я вчера такой увидела, то бежала б от него без оглядки. Красота его идеально-жуткая, уже пугает, а не привлекает. Не зря говорят, что у великих людей великие тараканы в голове.
– Высокомерный придурок, возомнивший себя важной персоной! А на самом деле мелкий ноль без палочки, разъезжающий на дорогой тачке и сделавший карьеру на допинге!
Выпалила и тут же прикусила язык. Но слово уже вырвалось. Достигло цели, и испанец изменился в лице, побледнел, стиснул широкие челюсти с выпирающими скулами. А потоми резко наклонился ко мне.
– От тебя пахнет лимоном. В детстве этот запах ассоциировался у меня с болезнью. – словно сам себе.
– Видно, вы часто и сильно болели. Отпустите! Вы делаете мне больно!
И не подумал разжать пальцы, сдавил еще сильнее.
– Неужели? О, малышка, ты понятия не имеешь о боли. Так что…, – его настроение менялось каждую секунду, оно не было устойчивым и постоянным, – позовем портье?
– Что вам надо от меня? Вы чего-то хотите?
– Оооо, я много чего хочу. Так много, что если бы ты услышала, то охренела бы, и твои обе дырочки между ног сладко сжались бы от страха.
Я не просто покраснела, я, кажется, стала пунцовой. Второй рукой он провел по моей щеке, и я хотела дернуться назад, но он не дал, удерживая прижатой к его телу с запрокинутой головой.
– Но я тебя пожалею. Положи мой бумажник туда, где взяла. Разденься наголо,