Недостойная. Анна Шнайдер
как раз к тебе шел.
Я даже чуть покачнулась. И переспросила, наверное, с очень глупым видом:
– Куда ты шел?
– К тебе, – повторил Асириус. – Дело есть. Нужна твоя консультация.
Демоны меня раздери, Байрону нужна моя консультация. Снизошел!
– А ничего, что мой кабинет и лаборатория – в той стороне, откуда ты появился?
– Ничего. Я там был, увидел, что тебя нет, и решил вернуться к себе. А ты… от Арманиуса?
Я кивнула.
– И как он?
– Пока никак, я только начала работу. Тебе срочно с консультацией или подождешь до… скажем, до обеда?
– Лучше сейчас.
Разумеется. И без разницы, что у меня обход и больные. Ладно, потерпим. Слишком уж любопытно, что нужно от меня Байрону Асириусу.
Надо же, консультацию ему подавай. Помню, было время, когда он и разговаривать со мной считал ниже своего достоинства. «Нищая безродная девка с каплей дара – что она делает в лучшем учебном заведении страны? – возмущался Байрон в кругу друзей. – Вот увидите, она не переживет и первую сессию!»
Я пережила. В прямом и переносном смысле.
– Говори, – пробурчала я, заходя в свой кабинет-лабораторию. И, пока я переобувалась, надевала халат и стягивала волосы в узел, Байрон четко и ясно излагал, что ему от меня нужно.
Возможно, если бы Асириус заискивал, улыбался и пытался втереться ко мне в доверие, я бы послала его к демонам тут же. Но Байрон был собой – слегка презирающим меня аристократом, и это оказалось привычно, понятно… и честно.
Я всегда ценила честность.
– Я давно заметил, что физические повреждения охранителей ведут и к нарушению целостности их магического контура. Сломанный контур практически никогда не бывает поврежден сам по себе, без каких-либо физических травм.
– Не «практически никогда», а просто «никогда», Байрон.
– Тебе тут виднее. Но раньше мы сначала делали операции по восстановлению физических возможностей, а потом уже брались за контур. Хирургия первична, терапия вторична, ты же помнишь этот постулат? Меня интересует, что будет, если попробовать делать наоборот.
Я серьезно задумалась. Ко мне больные попадали уже после хирургического отделения, где для них делали все возможное, чтобы вновь научить говорить, ходить и вообще двигаться. Чем сильнее сломан контур, тем хуже с физиологией. Но я занималась только безнадежными больными – точнее, теми, кто раньше считался безнадежным, Байрон же говорил об обратимых повреждениях.
– Не знаю, – призналась я откровенно. – Ты хотел получить мою консультацию, но я действительно не знаю. Мои больные все после хирургов… и, честно говоря, я никогда не задумывалась над этим вопросом. Мне нет смысла реабилитировать неговорящих и неходящих. Они не выдержат процедур.
– Давай попробуем поэкспериментировать? Возможно, следует сначала восстанавливать контур, а потом уже делать операции?
Я озадаченно молчала, глядя на Байрона, который смотрел на меня спокойно и серьезно.
– Ты хочешь ставить эти эксперименты со мной?
– А